Моей задачей было скользить лебедем вокруг гостей, разнося напитки и закуски — в белой рубашке, передничке и вышитом жилете, который Наташа купила для меня накануне. Я с ужасом думал, что мне придется проводить обряд над кучей горелого воняющего мяса, но я забыл, что присматривать за жарким — это Работа Настоящего Мужчины.

Моя основная миссия заключалась в том, чтобы меня видело как можно больше людей. Чтобы они спрашивали ДХ, кто я такой, а он небрежно отвечал: «Брайан? А, это наш приписанный. Маленький подарок от сэра Дэвида».

По сути, это было действительно так, поскольку именно глава их корпорации разыграл излишек членов «Границы» в лотерею — но Джереми, разумеется, ни в коем случае не собирался рассказывать им, как выиграл меня благодаря тому, что изображал из себя героя японских комиксов.

Ценность Хендерсонов достигла высшей отметки. Соратники широко улыбались ему и говорили, что скоро он станет слишком большой шишкой, чтобы водить с ними компанию, а потом собирались маленькими группками, чтобы позлословить о нем за его спиной.

Когда солнце начало закатываться, большинство женщин удалилось, чтобы уложить детей спать или поболтать в гостиной. Самцы сгрудились теснее вокруг догорающих углей барбекю, чтобы напиться уже по-настоящему и обменяться философскими взглядами.

Возможно, ДХ на какой-то момент перестал быть центром внимания, или дело было в чем-то другом, но внезапно я ощутил покалывание в основании черепа, повернулся и увидел, что он держит в руках пульт.

— Брайан, — позвал он. — Иди сюда!

Я подошел. Остальные прекратили разговаривать и уставились на меня.

— От барбекю осталось еще на один бургер, Брайан, — сказал он. — Хочешь съесть его?

— Нет, спасибо, ДХ, — ответил я непосредственным тоном. Мужчины заржали и принялись тыкать друг друга в ребра. Они никогда прежде не слышали, чтобы его называли «ДХ».

— Да брось, все нормально, съешь его, — сказал он, шлепая кусок мяса мертвой коровы в разрез булки.

— Я не ем мяса, ДХ, — холодно сказал я. Он и так знал это.

— А почему это, Брайан? Ты думаешь, что это негуманно? Ты думаешь, что ты лучше, чем все мы?

— Мне просто не нравится идея есть мясо мертвых животных, — сказал я.

Он полил бургер соусом и протянул его мне.

— Ты хочешь разрушить наш образ жизни, не так ли? Ты и твои придурочные дружки — вы хотите, чтобы мы снова жили в Средних веках, верно? Вам бы хотелось, чтобы мы все жили в земляных лачугах и ели траву?

Я не осознал тогда, насколько он был пьян. Наверное, было не слишком мудро бросать ему вызов, однако я сделал это.

— Все, чего я хочу — это жить в мире, где ресурсы планеты распределялись бы более равномерно и где каждый имел бы возможность полностью раскрыть свой потенциал как разумное существо, — сказал я.

Не забывайте, что за три месяца до этого я еще даже не слышал о «Границе Воды».

Он насмешливо повторил за мной последнюю фразу.

— А как насчет нас здесь? Разве мы не стремимся раскрыть свой потенциал как человеческие существа?

Я не ответил — мне показалось, что так будет лучше.

— Вот видите! — сказал он, обращаясь к остальным. — Я говорил вам, что он считает себя лучше нас всех! — И снова ко мне: — Съешь этот долбаный бургер! Или мне заставить тебя?

Я внутренне собрался. Он нажал кнопку на пульте, и меня пронизала боль.

Боль утихла. Некоторые из его приятелей смеялись, другие смущенно потупили глаза.

— Ты станешь есть этот вкусный бургер, Брайан?

— Нет, — отвечал я настолько спокойным тоном, насколько мог.

Он увеличил мощность. Я упал на землю, корчась на траве и стараясь не завопить.

Все закончилось. Я поднял глаза. ДХ стоял надо мной, вопросительно приподняв бровь и протягивая мне бургер.

— Нет, — сказал я.

— Кто-нибудь еще хочет развлечься? — со смехом предложил он собравшимся, подняв пульт над головой. Желающих не было. Он еще больше увеличил мощность — возможно, до максимума. На этот раз я все же закричал.

Пульт выключился. Я сумел только прохрипеть:

— Иди… на х..!

И тут он взорвался.

— Ты, жалкий вонючий долбаный преступник! Ты приходишь в мой дом, словно Господь Бог Всемогущий, ты насмехаешься над нами, ты думаешь, что ты, мать твою, выше всех нас! Но кто ты такой? Что у тебя сеть? Ничего — у тебя нет ничего! Ты сам — ничто! И я, черт побери, сломаю тебя, ты, жалкий кусок дерьма!

Он снова нажал на пульт, и я принялся вопить, словно слон, страдающий зубной болью.