Петр скорее почувствовал, чем понял: что-то неладно. В этот момент сзади коротко вскрикнул Романец. Выхватив из-за пазухи гранату, а другой рукой пистолет, Петр отскочил в сторону и резко повернулся. В дверях, выставив дула автоматов, стояли два солдата. Петр нажал курок. Выстрела не последовало. Тогда он взмахнул гранатой. Солдаты отпрянули. По коридору, стуча тяжелыми коваными сапогами, бежали полицейские. Послышался визгливый, срывающийся голос Вадлера.

Но минутного замешательства тех, что стояли в дверях, было для Петра достаточно. Он ринулся напролом. Сбив одного ударом пистолета, выскочил во двор.

Около крыльца отбивался от наседавших на него солдат Романец. Петр побежал влево, к глухой, высокой стене. Он знал — там, за ней, обрыв. Только бы перемахнуть через стену, тогда он уйдет.

Но навстречу ему уже бежали от ворот солдаты. У стены тоже шевелились темные тени. Никто не стрелял. И все же Петр понял, что ему не уйти. Понял, что его хотят взять живым. И когда фашисты бросились к нему, сорвал кольцо гранаты.

— Значит, вас послала ко мне Людмила Зембровецкая?

— Да не послала же, не говорила я этого, — Галина смотрела прямо на Вадлера, в глазах ее не было и тени волнения или страха. — Просто госпожа Зембровецкая была очень добра ко мне. И сказала, что если мне не удастся устроиться в Приморске и будет нужна помощь, я могу обратиться к ней. Вот я и пришла. Спросила госпожу Зембровецкую, а меня привели к вам.

Вадлер устало прикрыл глаза. Похоже, эта девчонка говорит правду. Он приказал всех, кто спросит о Зембровецкой, приводить к нему. Надеялся нащупать хоть какую-нибудь нить. Кто убил Людмилу? И как? Ничего не известно, черт побери. Розенберг недоволен. Нет, недоволен — это мягко сказано. Генерал взбешен. Он отчитывал Вадлера так, что при воспоминании об этом у графа и сейчас мурашки по спине ползут. Розенберг… Не сегодня-завтра он нагрянет в госпиталь.

Надо, чтобы этот русский находился в приличных условиях. Взять разве эту румяную медсестру? Гм, может, раненый с ней будет откровенней. Вначале эта мысль только мелькнула, потом Вадлер вернулся к ней: это, пожалуй, находка. Что, если попробовать?

— Мы, конечно, проверим все, что ты тут наговорила. Если соврала…

— Да не вру я, вот пристали! И чего врать-то мне, — Галя для убедительности даже руки приложила к груди.

— Ладно. Ты будешь работать в госпитале. И не санитаркой, а медсестрой. Пока что на твоем попечении будет один раненый. Русский, — Вадлер сделал паузу и внимательно посмотрел на Галю.

Лицо девушки не выражало ничего, кроме безграничного восхищения добротой господина Вадлера и благодарности ему.

— Но услуга за услугу. Я помогаю тебе, ты должна помочь мне.

— Ой, да я все, все сделаю! Все, что вы прикажете.

— Хорошо. Тогда слушай…

Так вот он какой, разведчик Руднев. Продолговатое смуглое лицо, черные, лихорадочно горящие глаза, брови… О таких говорят: соболиные, вразлет. А ресницы, как у девушки, пушистые, длинные. Красивый парень. Ни синяки, ни кровоподтеки не портят это лицо. Галя подолгу вглядывается в него, стараясь уловить в глазах раненого проблеск мысли, сознания. Но напрасно.

Что же ей делать? Как спасти, выручить из госпиталя Руднева? Как выполнить задание Грозного?

Третий день уже она здесь. Почти безотлучно при раненом. Аккуратно выполняла все распоряжения врача, высокого, сухопарого немца. Он надменен, этот врач. За три дня не сказал Гале ни слова. Все распоряжения передавал в письменном виде. Каждое утро, осмотрев раненого, он молча протягивал Гале вырванный из блокнота листочек с назначениями. Причем смотрел немец поверх Гали. Видимо, присутствие здесь, в немецком госпитале, русской медсестры было ему не по вкусу. Как и возня с этим раненым. Однако лечил он его добросовестно — приказ генерала Розенберга должен быть выполнен.

Так же добросовестно выполняла Галя все предписания врача. Но Руднев не приходил в сознание. Метался в горячке. Бредил, вскакивал, порывался бежать. Галя с трудом удерживала его в постели ласково приговаривая, укладывала на подушки.

К исходу второго дня в палате появился Вадлер.

— Узнали что-нибудь?

— Нет. Он без сознания.

Руднев зашевелился, медленно приподнялся, что-то выкрикнул и тут же свалился навзничь.

— Иди! — коротко бросил Гале Вадлер, придвигая к постели табуретку. — Надо будет, позову.

Когда минут через сорок по вызову Вадлера Галя вошла в палату, подполковник встретил ее хмурый, недовольный. И Галя поняла, что ничего нужного узнать из бессвязного бреда раненого Вадлеру не удалось.

Солнечный зайчик, пометавшись по стене, скользнул на лоб Руднева, потом заплясал на закрытом веке. Руднев поморщился, вздохнул и открыл глаза.

Галя напряженно ловила его взгляд. Вначале он был таким же, как все эти дни — бессмысленным. Потом в глубине зрачков вдруг что-то дрогнуло, обычно блуждающие, они нашли какую-то точку и замерли на ней. Теперь Руднев смотрел на Галю. Она поняла, что он видит ее.