Федора застал на скотном дворе, он распекал работника, который вовремя не задал корма коровам.

– Где ты был утром во время дойки? – орал он на здоровенного, заросшего густой щетиной мужика. – Спал, наверно, под боком женушки и про обязанности свои забыл!

– Да ить я… – начал было оправдываться тот, но Федор не давал ему спуску:

– Сколько раз я тебя заставал спящим на скотном дворе? До каких пор будет продолжаться это безобразие? Сегодня же выкатывайся из моего имения со всеми пожитками и отправляйся на все четыре стороны!

– Боярин, в последний раз! Буду изо всех сил стараться, живот положу ради скотины, только оставь Бога ради, не выгоняй!

– И не проси! Сегодня же чтобы духу твоего не было!

Когда вышли со скотного двора, Яким сказал Федору:

– Что ты с ним так строго? Ну поругай, ну попугай еще разок, но выгонять из дома семейного человека?!

– А что делать? Разленился совсем. Куда ни поставь, ничего не хочет делать. Вот бы лежать ему и днем, и ночью, а вместо него кто-нибудь трудился.

– А жена что, лучше его?

– Такая же лежебока. Удивляюсь, как она младенцев своих во сне не задавила. Два сапога пара!

– И много у них детей?

– Да как у всех, пяток, если не больше.

– И куда они теперь пойдут?

– Как куда? К Ефимии. Будут умолять, чтобы заступилась, а той только этого и надо. Любит быть добренькой и милостивой. Простит и этих. А ты чего приехал?

– Разговор есть серьезный.

– Ишь ты!

Потом, кинув на него пристальный взгляд, произнес уважительно:

– Вымахал ты за последнее время, совсем взрослым стал. Да, бегут года! Старые старятся, молодые растут. – И вздохнул притворно, видно подразумевая под старящимся человеком самого себя – ему же было тогда двадцать два года.

Увидев в начале разговора хорошее предзнаменование, Яким не стал тянуть и сразу перешел к делу.

– Жениться я надумал. Вот за советом к тебе приехал.

– Жениться – это хорошо, – одобрительно проговорил он. – Я вот женился, совсем другим человеком стал. Намного серьезней и основательней. Все пустые мысли из головы вылетели. Но столько забот сразу наваливается, успевай поворачиваться. Что, и невесту подыскал?

– А как же, есть и невеста.

– Из богатых?

– Не очень.

– Это, брат, плохо. Любовь – она, конечно, великая вещь, но длится не больше пяти-шести лет. А вот богатство дается на всю жизнь!

– У кого-то и любовь бывает вечной.

– Ну, это ты сказки рассказываешь. Я же все больше вижу вокруг, как супруги ругаются и дерутся.

– Милые ругаются, только тешатся.

– Эко ты, брат, набрался разной ерунды, слушать тошно! Ну ладно, давай зайдем в терем, поедим поплотнее, разговор веселее пойдет.

Челядь быстро собрала на стол.

– А где Ефимия? – задал вопрос Яким.

– К подруге укатила супружница, – скривив жесткие губы, ответил Федор и предложил: – Налить?

– Нет, не хочется.

– Совсем не пьешь или иногда пригубливаешь?

– В рот не беру.

– Это хорошо. А я, брат, стал баловаться. Как прибыл в это захудалое имение, как взялся латать в нем дыры, не могу обойтись без хмельного. Устаю к вечеру, хоть выжимай. А бокальчик-другой помогает.

Выпил, принялся за еду. И почти тут же начал ворчать:

– И приготовить не могут как следует. У нас какие наваристые шти готовят, блины какие пышные пекут, пирогами можно просто объесться! А тут то недосолят, то пересолят, то черт-те знает какую бурду наварят, в рот не возьмешь.

– Ты, брат, просто придираешься, – сказал Яким, пробуя мясные шти. – По-моему, не хуже наших сварены, а мясо мне даже больше нравится. У нас его всегда переваривают, на вкус как мочало получается. А тут оно чуточку недоваренное, сочное, прямо пальчики оближешь!

– Тебе всякое впору, только бы побольше! Ну ладно об этом. Ты мне лучше расскажи о своей невесте, кто такая, из какого роду-племени.

– Да какого роду, коли из ремесленных…

– Из ремесленных? Ты, родовитый боярин, собираешься жениться на незнатной? И каким же умом думал?

– Я люблю ее.

– Любит он! – всплеснул руками Федор. – Но хоть приданым ты интересовался? Сколько тебе дадут за нее?

– Я достаточно богат и без этого.