Бояре выходили из княжеского дворца, переговариваясь между собой:

– Видно, закончились для нас спокойные времена!

– Жили – не тужили, и вот на тебе!

– Сколько средств надо будет ухнуть в этот поход, чтоб ему!..

– Да уж, траты немереные. На чем-то сэкономишь, людскими жизнями расплатишься…

Федор ехал в Голубиное, прикидывая в уме, во сколько обойдется затея князя. Согласно земельным угодьям надлежало ему привести с собой в Суздаль тысячу воинов. Это значит от деревенской работы придется оторвать тысячу мужиков, найти для них снаряжение и оружие, а потом неизвестно какое время кормить и поить. В поход целых двенадцать лет не ходили, панцири и кольчуги поржавели, многие из них требуют замены, выходит, придется платить кузнецам большие деньги; наверно, мечи и копья порасходовали, а может, и просто растащили, тоже к кузнецам обращайся и тоже монеты выкладывай… Заодно, боярин, раскрывай закрома, распахивай настежь двери амбаров, пеки хлеб и суши сухари, вяль мясо и рыбу, соли, копти… А телег сколько потребуется? Не на гумно или пашню съездить, поломалось колесо или треснула ось – ничего, как-нибудь до дома доберешься. За сотни верст через холмы, реки и бездорожье проляжет путь, значит, и колеса следует сменить на новые, и телеги подремонтировать… Это князю легко сказать: ведите войско! А боярину сколько хлопот-забот!

Приехав в Голубиное, тотчас разослал Федор по селениям своих гонцов с приказом десятским и сотским готовить воинов к предстоящему походу, а потом отправился к жене. Ефимия лежала в своей светлице, кормила грудью дочку. После родов она еще больше растолстела, часто капризничала и охотно заливалась слезами, чем вызывала у Федора раздражение и досаду. Вот и сейчас, едва он сообщил ей о своем скором отбытии на юг, как по ее лицу потекли обильные слезы.

– Ну ладно, ладно, ненадолго расстаемся, – успокаивал он ее. – Думаю, без битв и сражений обойдется. Как наша дочурка?

Слезы перестали литься, Ефимия уже улыбалась.

– Параня от груди не отстает. Аппетит у нее отменный.

– Береги от сквозняков, от простуды. Здоровенькой будет расти.

Два месяца ушло на сборы. В начале июля суздальское войско двинулось на юг. Недалеко от Переяславля Юрий Долгорукий соединился с войском своего брата Андрея, правителя Владимира-Волынского княжества. Братья обнялись и расцеловались. У Андрея были наивно-доверчивые глаза, а лицо светилось детской простотой.

– Как давно я не видел тебя, брат! – говорил он взволнованно Юрию. – Судьба разбросала нас по разным землям. А я до сих пор помню, как мы с тобой предавались забавам и увеселениям, были такими беззаботными и беспечными!

– Да, хорошее время – детство! – степенно отвечал Юрий, тоже искренне радуясь встрече с братом. – Да вот теперь тяжелые заботы на нас легли.

– Бог даст, все образуется. Зайдем в Переяславль, сядешь на княжение, и все мы мирно разойдемся по домам.

– Дай-то Бог, дай-то Бог!..

Федор ехал в некотором отдалении от князей, ему было слышно каждое их слово, и он радовался их любви и согласию.

Чем дальше двигались суздальские войска по Южной Руси, тем больше ужасала их страшная разруха, царившая во всем крае. Сожженные деревни, печные трубы и колодезные журавли, одиноко глядевшие в высокое небо, встречали их на своем пути; белели кости людей и животных, обдуваемые ветрами и обмываемые дождями. Народа почти не было видно, кое-кто укрывался в редких рощах и перелесках, встречавшихся в степи, а большинство, видно, навсегда покинули родные края в поисках безопасных мест. Порой вылезали из кустов, оврагов или балок жалкие, оборванные люди, глядели страдальческими глазами на проходивших мимо воинов, просили еды, защиты. Воины вздыхали:

– Что сотворили с народом проклятые половцы…

– Половцы что! Князья русские вцепились друг в друга, кровушки русской не жалеют…

– Пропадает Русская земля!

Вскоре показался Переяславль. Высились мощные стены и башни, возведенные Владимиром Мономахом, за ними виднелись золоченые купола Михайловского собора и церкви Богородицы. Ворота были раскрыты настежь, никакого подозрительного движения вокруг, даже охраны не видно.

– Боярин, – обратился Юрий к Федору, – возьми своих людей и разведай, что там внутри крепости. Вдруг засада?

Федор с десятком воинов поскакал к воротам. Что за черт, никого! Хоть голыми руками бери город!

Миновали башню, въехали вовнутрь. И почти тут же наткнулись на вооруженных всадников. Их было много: одни вольно расхаживались по площади перед Михайловским собором, другие сидели на лужайке.

– Вы кто такие? – спросил Федор.

– Дружинники Всеволода Мстиславича, – обратившись к нему, нехотя ответил один из них.

– А что вы тут делаете?

– Как чего? На переяславский стол своего князя сажаем!

«Вот тебе раз! – чертыхнулся про себя Федор, заворачивая коня назад. – Выходит, нас опередили!»

Юрий, выслушав Федора, приказал воинам входить в город и окружить дружинников Всеволода.

– А я попробую с племянником договориться! – заключил он.

Захватив с собой десяток воинов, Юрий проехал к кафедральному собору Архангела Михаила. Как раз из него вышел сын Мстислава Великого – Всеволод, стоя на паперти, обратился лицом к храму и трижды перекрестился.