А вот и Переяславль с деревянными башнями и стенами, золотыми куполами собора. У терема воеводы выскочил челядин, стал хлопотать возле повозки.

– Воевода дома? – спросил его Андрей.

– Воеводы нет. Он отъехал на несколько дней в Ростов.

«Вот там мы с ним и встретимся», – подумал он и сказал:

– Прощай, Верхуслава. Не буду терять времени, поеду своим путем.

– Как, князь, – удивилась она, – разве не зайдешь к нам и не перекусишь?

Но ему не хотелось ни останавливаться, ни заходить. Что-то надорвалось в нем, а что, он и сам не мог понять. Только чужим показались и город, и терем, и сама Верхуслава, может, тому виной была гроза, принесшая с собой перемену и в погоде, и в их отношениях. И он ответил:

– Заеду на обратном пути.

Но он произнес это таким тоном, что она почувствовала, что не собирается он заглядывать к ним при возвращении, и у нее поджались губы. Она произнесла, еле сдерживая обиду:

– Как тебе будет угодно, князь.

Он выехал из Переяславля с тяжелым чувством. Не надо было обижать девушку, а следовало хоть на полчасика задержаться и посетить терем, может, просто посидеть за столом и выпить взвару или пива, они всегда имеются у хороших хозяев. Но вот заговорила какая-то гордость, а скорее упрямство: как сказал, так и сделаю.

На другой день к вечеру прибыл в Ростов. Недолюбливали друг друга ростовские и суздальские бояре, ревновали к князьям. Когда звали править Андрея, предлагали определить столицей княжества Ростов или Суздаль. Но он решил по-своему: сделал своей ставкой небольшой Владимир и сохранил тем самым приязнь боярства независимо от городов. Вот и сейчас приняли его ростовские бояре с распростертыми объятиями, и не было в их гостеприимстве ни лжи, ни фальши.

Вместо трех дней пробыл он в Ростове целую неделю. Пиры, гулянья и званые обеды следовали одни за другими. После одного из них, усталый, уснул он глубоким сном.

И под утро, когда сон бывает особенно крепким и сладким, приснился ему берег реки, по которому они гуляли с Верхуславой. Будто видит он русалок на иве, прозрачных, бестелесных, с длинными волосами, а рядом с ними девочек-семилеток, круглолицых, краснощеких, кудрявых. Но только все они не голые, как он раньше представлял, а в белых сорочках без пояса. И не такие печальные, как рассказывала Верхуслава, а, наоборот, веселые и озорные, аукаются, перекликаются. Вот они слезли с ивы и давай водить хороводы и петь песни.

И вдруг одна из них увидела его, радостно распростерла руки и кинулась к нему. «Берегись, она соблазнит тебя и погубит! – шепчет ему какой-то загадочный голос. – Спасайся полынью, русалки боятся полыни!»

Он стал искать вокруг себя в траве полынь, но нигде не увидел. А русалка все ближе и ближе. У него сердце начинает трепетать от страха. Что делать, куда деваться? Он мечется, он хочет найти место, где можно спрятаться, но все бесполезно, русалка все ближе и ближе… И вдруг он видит, что это вовсе не русалка, а Верхуслава бежит к нему, а глаза ее влюбленно и преданно смотрят на него. У него начинает радостно биться сердце. «Верхуслава, – кричит он, – Верхуслава, скорее, скорее ко мне, я жду тебя!» Он подхватывает ее на лету, обнимает, целует, у него слезы навертываются на глазах от радости. «Верхуслава, Верхуслава, – шепчет он, – как я люблю тебя, Верхуслава!» – И просыпается.

Долго лежал неподвижно, пытаясь сообразить, во сне он видел или наяву, настолько все было ярко и живо. Наконец понял, что приснилось, и проговорил про себя: «Фу, привидится же такая глупость! И в мыслях не было о любви к Верхуславе. С чего пригрезилось?..» Но целый день ходил он со смущенным и сконфуженным видом, беспричинно улыбался и был рассеян и невнимателен, отвечая иногда невпопад.

На другой день засобирался домой. Бояре проводили его далеко за крепостные ворота. Долго еще звучали в ушах его их доброжелательные слова, сказанные во время пребывания в городе и на прощание: «Наш князь, до корней наш», «Никаких киевских престолов Андрею не нужно, хватает наших земель», «За такого князя мы в огонь и в воду!».

Это приятное чувство сопровождало его до самого Переяславля. Но тут стал мучить вопрос: заезжать или не заезжать к воеводе? Слов нет, хотелось ему еще раз увидеть Верхуславу. Только помнил, как прохладно они расстались, каким отчужденным голосом она проговорила: «Как тебе будет угодно, князь». Наскучил, надоел во время долгого пути, видно, стар стал, чтобы должным образом развлечь девушку, на кого теперь обижаться? Да и женат он, а она помолвлена, стоит ли лишний раз бередить сердце, оно и так ноет после видения про русалок…

Так, колеблясь и сомневаясь, приближался он к Переяславлю, потом решительно направился на объездную дорогу и уже далеко был от крепостных ворот, но неожиданно завернул коней и въехал в город, говоря про себя: «А, будь что будет!»

А вот и терем воеводы. Медленно слез он с возка, нерешительно потоптался возле коней, придумывая слова, какие скажет при встрече. И вдруг открылась дверь, и из нее выбежала Верхуслава. Андрей увидел, как растрепались ее волосы, а искрящиеся глаза были устремлены на него. Она подбежала к нему и проговорила быстро и взволнованно: