Соловьёва Наталья
Шрифт:
- Когда планируется наступление? В ближайшее время?
- Нет. Приказа об этом не было, я бы знал. Скорее в июне, возможно в конце.
- Точнее? Точная дата!?
- Не знаю. Не знаю! Честное слово!
- Врешь?!
- Нет, правда, не знаю! Клянусь! Не могу говорить, дышать тяжело, мне плохо.
- Катя, воды принеси!
- Ваши хлопцы, меня подрезали…
- Зачем бежать пытался? Еще и гранату достал?
- Они стрелять начали, я бежал, потом ничего не помню. Меня ударили ножом…
Выбившись из сил я уже простонал:
- Я устал, дайте мне умереть спокойно.
- Умереть говоришь? Это можно, - майор наставил на меня пистолет.
Я замолчал, ожидая, что сейчас он выпустит пулю и на этот раз мне пощады не будет. В конце концов, меня уже допросили и вряд ли ему еще что-нибудь от меня нужно. Но выстрела не следовало. Чтобы его не смущать, я отвернулся и опустил глаза.
- Сейчас наверное мои мучения закончатся, надеюсь что это мгновенно… - подумал про себя.
Посмотрев на меня, майор вдруг убрал свой «тт» и спрятал его за пояс.
- Хорошо, с вас достаточно. Ладно, живи... Вы действительно немец?
- А что, не похоже?
- Русский откуда так знаешь? В Абвере обучали?
- Нет, от бабушки.
- Ты что, мне сказки решил рассказывать?
- Сказки? Я же не Ханс Христиан Андерсен.
Савинов рассмеялся, капитан тоже.
- Интересно, что у тебя за родня. Кто родители?
- Отец у меня немец, дед – поляк, а бабушка русская, из Одессы. Они в семнадцатом, уехали из России.
- Из Одессы?! Оно и видно. Откуда еще такие берутся?
Обоих разбирает смех, ну ржачь просто дикий!
- Ладно, разберемся еще, что с вами делать, - заключил Савинов.
Нахлобучив на лоб фуражку, одернув ремень, майор с капитаном вышли.
После допроса я плакал. Плакал от боли, собственного бессилия, унижения и позора который мне пришлось пережить. Вошла Катерина и уставилась на меня. Она стояла молча и смотрела. Мне стало ужасно стыдно, я вовсе не хотел показывать своих слез.
- Ты что плачешь?
– спросила она.
Я не ответил, только отвернулся и закрыл лицо одеялом. Девчонка все равно продолжала пялиться на меня! Не выдержав, я уже закричал:
- Не смотри! Оставь меня!!!
Катерина немедленно вышла, после чего вошел доктор. Он тоже посмотрел на меня, но допытываться не стал, только сказал:
- Ладно Катя, оставь его пока. Пойдем, пусть успокоится.
Все что мне было нужно в этот момент, этот то что бы меня оставили в покое.
Минут двадцать, я лежал неподвижно, уставившись в потолок. Мне было плохо, рана заныла, вернулась боль, которая острым кинжалом отдавала в плечо и в левое предплечье.
В комнату снова вошла Катя.
- Ну что, развязали тебе язычок? – съехидничала девица.
- Отстань. Тебе то что?
- Так тебе и надо! – продолжала она с явной издевкой.
Я передразнил ее, скорчив рожу и показав язык, отвернулся и сделал вид что обиделся.
- Злая, змея подколодная. Ведьма! – подумал я про себя. – Итак тошно, она еще издевается!
Катя снова бросила взгляд на валяющуюся шоколадку. Не выдержав, она схватила ее и вонзила в нее свои зубки. Аж до дури в глазах! Как будто вообще ничего вкуснее в жизни ни ела. Тут она и попалась!
- Ты же не х-хотела?
Девица покраснела, как спелая ягода. Видно, что ей было стыдно, но ничего поделать с собой она не могла.
- Возьми ты эту шоколадку. Мне не жалко, я и так его наелся, что даже тошнит.
На что, демонстративно надкусив еще один кусок шоколадки, она гордо вздернула свой курносый нос и выдала следующую фразу:
- Назло врагу!
– после чего она хлопнула дверью и вышла.
Чем снова меня рассмешила, аж до слез и до дикой истерики! Только вот смеяться я не мог, итак все болело.
- Как он? – спросил доктор Катю.
- Уже лучше.
- Истерика прекратилась со слезами? Сопли высохли?
Доктор заглянул в палату и пристально посмотрел на меня.
- Досталось?
– спросил он.
- Ничего, все в порядке. Я просто устал, – ответил я с грустью.
- Самочувствие нормальное?