Саймон смотрел, как Торманд исчезает среди деревьев. Вздохнув, прислонился затылком к древесному стволу. Мысль, что собственный брат предатель и замыслил убийство короля, казалась невыносимой. Гнев так и кипел в нем, он чувствовал его почти физически. Есть только один путь: разоблачить предателя, кем бы он ни оказался. Он солгал Торманду. Ему было бы очень жаль Генри, если бы пришлось собственными руками отправить его в руки палачей. Пусть Генри чудовище в облике человека, но все равно он родная кровь — его брат.

Саймон стоял в обширном зале, где король собирал свой двор, и наблюдал за Хэпберном. Этот человек по-прежнему не жалел сил, чтобы клеветать на Армстронгов и делать намеки, из-за которых, собственно, король и вздумал подвергнуть Саймона допросу. Видимо, поставил себе твердую цель — во что бы то ни стало уничтожить Армстронгов, а заодно и скрыть собственные преступления. Впервые за все это время Саймону захотелось выбить правду хоть из кого-нибудь.

Так вот чего хочет его брат? Править этими сплетниками, льстецами и любителями супружеских измен? Саймон имел возможность наблюдать, какими делами приходится заниматься королю каждый божий день. Тяжесть некоторых решений, которые он иной раз вынужден принимать; глупость и высокомерие, причиняющие ему немало страданий. Вряд ли Генри все это нужно. Очевидно, он мечтает лишь о власти и богатстве!

Представить только, что Генри восседает на троне Шотландии! От этого кровь стыла в жилах. Саймон знал, что брат использует власть, чтобы утопить страну в крови. Любой, кто выразит несогласие с его планами или хотя бы косо посмотрит, будет убит и вряд ли кому будет под силу это прекратить. По правде говоря, Саймон не сомневался: если, не дай Бог, Генри выиграет желанный приз, разразится война и прольется кровь, много крови…

Не следовало приходить сюда, чтобы унять смятение, решил Саймон. Гнев переполнял его настолько, что от вида окружающих людей у него стучало в висках, а кулаки сжимались в безумном желаний выбить зубы первому попавшемуся. Словно в ответ на его желание, к Саймону направился Хэпберн.

— Кажется, поиски не увенчались успехом? — поинтересовался Хэпберн. — Но город-то небольшой. Не понимаю, как сумела эта девица так хорошо спрятаться.

— Разве что ее тут никогда не было, — с расстановкой произнес Саймон.

— Если она хочет убить короля, ей придется сюда явиться, не так ли? Нельзя убить человека, находясь от него вдалеке. Может быть, вы сослужите королю хорошую службу, если прекратите поиски предателей и займетесь его охраной. И тогда они явятся к вам сами. Тогда-то вы их и схватите.

Саймон с такой силой сжал серебряную кружку с элем, что сам удивился, как не смял ее. Хэпберн начинает вести себя откровенно нагло. Он уже не ограничивался тем, что распускал за спиной Саймона слухи о его неспособности вести расследование, но высказывал свои сомнения прямо ему в лицо. Дразнил его. Что-то уж слишком негодяй уверен в себе — это дурной знак. Саймон едва сдерживался, чтобы не пустить в ход кулаки, на что Хэпберн явно напрашивался. Человек, который слишком уверен в победе, часто делает ошибки.

— Но что, если они явятся с целой армией, Хэпберн? Нет, лучше остановить заразу, пока не подобралась слишком близко к королю. Я найду ответы. Я человек терпеливый. Умею ждать и наблюдать.

Он был слишком зол и мог выдать себя неосторожным словом. Кивнув Хэпберну, Саймон пошел прочь. Ему захотелось выйти на свежий воздух, чтобы не слышать пустых фраз, не видеть лживых улыбок придворных. Саймон прокладывал себе путь в толпе, с мрачной радостью отмечая, с какой поспешностью они перед ним расступаются. Скоро он очутился на улице. Как в тот день, когда впервые узнал, что Генри связан с заговорщиками, Саймон пустился быстрым шагом и шел, пока не выбился из сил. Тогда он развернулся и пошел домой. Но на сей раз физическая усталость не помогла ему обрести ясность мысли.

Он был слишком зол, чтобы мыслить здраво. Нужно было любым способом выплеснуть ярость и освободиться от ее железной хватки. Саймон знал — ему ничего не стоит сделать ошибку, если он не обретет душевное равновесие.

Когда он вошел, в доме царила тишина. Дети уже спали. Скорее всего Илзбет тоже легла. Ему бы побежать прямо к ней, но Саймон поборол искушение. Боялся обидеть ее, сделать больно, потому что совершенно не мог себя контролировать. Было бы счастьем забыться в ее сладостных объятиях, но он знал, что сейчас может быть очень груб.

Войдя в свой кабинет-убежище, Саймон задумался о том, как легко Генри сумел разрушить то единственное, что у него было. Тихо зарычав, он схватил причудливой формы камень, который Рейд преподнес ему накануне, и запустил им в висящее над камином зеркало. Осколки со звоном посыпались на пол и разлетелись вдребезги. От этой дикой выходки Саймону стало немного легче.

— Сэр? — позвал Макбин, появляясь на пороге кабинета и с ужасом разглядывая разбитое зеркало.

— Приятель, почему ты никогда не стучишься?