И министр внутренних дел не только вполне разделяет их беспокойство, но еще обращает внимание на то, что, не говоря уже о городе Труа, почти все население департамента Aube, работавшее на бумагопрядильные мануфактуры в городе Труа, останется без куска хлеба, ибо владельцы мануфактур должны прекратить работы вследствие непомерной дороговизны хлопка [63] .

17 января 1792 г. Законодательное собрание ассигновало 2 1/2 миллиона ливров для «временного вспомоществования» промышленности, и немедленно представители центра французской выделки игл и булавок города Легля (департамент l’Orne), просят ассигновать в пользу рабочих этого города и окрестных городов, сплошь занимающихся этим промыслом, известную сумму для устройства благотворительных работ. Шесть тысяч рабочих обыкновенно заняты этого рода индустрией в департаменте, а между тем именно из-за недостатка материала, производство сократилось до такой степени, что вместо 6 тысяч в мастерских департамента работает всего 2 тысячи человек. Просьба о вспоможении помечена 6 февраля 1792 г., и там указывается, что к концу месяца материала абсолютно не будет, а между тем новый запас этого материала фабриканты рассчитывают получить из Швеции не раньше июня [64] . Рабочая масса департамента очутилась в страшнейшей нужде из-за этой вынужденной праздности [65] . и министр внутренних дел ходатайствует перед собранием об ассигновании хоть 30 тысяч ливров для того, чтобы дать рабочим какой-либо заработок. Тут тоже нет жалоб на недостаток спроса, нет просьбы о том, чтобы помочь самим фабрикантам денежно, а единственно категорическое указание: работы останавливаются оттого, что нет материала, и ни правительство, ни кто другой этому помочь не могут, а нужно ждать получения запаса из Швеции. Прибавим, что спустя два месяца с небольшим после этого прошения вспыхнула война с первой коалицией, и ждать из Швеции нужных товаров стало немыслимо…

Сырье, нужное для кожевенных мастерских, уже в 1792 г. сделалось очень редким и дорогим, а местами совсем стало исчезать с рынка. Кожевенные мастера жаловались Законодательному собранию, обвиняя мясников в том, что они заключили между собой беззаконное соглашение с целью повысить цены на сырую кожу. Количество, стоившее еще в 1760-х годах 18 ливров, постепенно дорожавшее и дошедшее к началу 1792 г. до цены в 30–32 ливра, вдруг весной 1792 г. вздорожало до 60–65 ливров. «Позволительно ли одному классу людей удваивать таким образом ценность кожи?» — с негодованием спрашивает в своей жалобе, обращенной к Законодательному собранию, известный в те времена и влиятельный кожевенный мастер Рюбиньи [66] , приписывающий беду стачке мясников. Париж так страшно нуждался в 1792 г. в сырой коже, как еще никогда; то же самое было в провинции, и жалобы на отсутствие сырья, проекты спасения кожевенной индустрии от этой беды непрерывной чередой продолжаются в 1793, 1794 и следующих годах [67] .

Нуждаются в сырье и перчаточники, и из центра этого рода индустрии, из города Гренобля, несутся в Париж мольбы о принятии мер к удешевлению кож, служащих для выделки перчаток. Немудрено, что именно Гренобль говорит от имени всей этой отрасли промышленности: в этом городе треть жителей кормилась выделкой перчаток [68] ; заработная плата равнялась в подавляющем большинстве случаев 1 1/2 –2 ливрам в день, изредка бывала и больше. Недостаток сырья уже в 1791 г. ставил перчаточников в высшей степени тяжелое положение и ввергал в нищету многотысячное население в Гренобле и окружающей его местности, а также рабочих, занятых этим промыслом в Париже и Лионе.

Уже с 1792 г. учащаются жалобы на недостаток материалов для производства бумаги; в половине 1792 г. тряпье, из которого выделывалась бумага, становится настолько редким, что производство сокращается, бумага быстро дорожает [69] , и приходится задумываться весьма и весьма серьезно над вопросом, как помочь этой беде. Частные лица, бумажные фабриканты, представители правительства — все согласны, что необходимые для бумажной индустрии материалы исчезают из обращения, а некоторые констатируют при этом, что, с другой стороны, потребление бумаги возрастает [70] . Франсуа де Нефшато еще тогда публично заявил с трибуны, что бумажным мануфактурам грозит полное отсутствие материалов [71] . Современники теряются в догадках, не зная, чем объяснить это явление, ибо, казалось бы, в данной отрасли индустрии революция и война меньше могли бы повлиять на отсутствие сырья, чем в других областях. Но, не объясняя причин, большинство просто констатирует факт и указывает меры: более тщательное собирание тряпья, лучшая организация покупки его и т. п. (С конца 1793 г. к упорно повторяющимся жалобам на отсутствие материалов для бумажного производства присоединяются просьбы, чтобы власти сделали продажу тряпья обязательной, ибо тут одним распоряжением о максимуме помочь было невозможно; но об эпохе максимума речь будет идти в пятой главе.)

Чем больше значения имел тот или иной продукт для интересов национальной защиты, тем больше самого пристального внимания возбуждало в правящих кругах все, что его касалось. И когда нужно было для преимущественного покровительства какой-либо ветви промышленности поступиться основными принципами, провозглашенными конституцией 1791 г., это делалось без малейших колебаний.

На этой почве решительно и непримиримо столкнулись интересы двух отраслей добывающей и обрабатывающей промышленности, по существу тесно между собой связанных. Еще 28 сентября 1791 г. Учредительное собрание воспретило ввоз во Францию иностранной селитры, вернее, подтвердило и до того существовавшее воспрещение. Фабриканты химических продуктов самых разнообразных специальностей были весьма чувствительно задеты этим распоряжением: вследствие этого запрета фунт простой селитры обходится им в 10 су, а фунт селитры высшего качества — в 13 су, даже 17 [72] , а между тем заграничная селитра высшего качества обходилась бы им лишь в 8 или 9 су [73] . Фабриканты совершенно не мирились с тем, что это сделано во имя интересов государства, и с горечью говорили, что «довольно долго во Франции это служило предлогом» к угнетению торговли и промышленности, что это стоит в решительном противоречии с декларацией прав, ибо нарушает свободу и создает привилегии. Они указывали на то, что в Англии [74] торговля селитрой свободна, что там правительство ограничивается взиманием только известного налога на заграничную селитру, и благодаря этому лучшие сорта селитры обходятся английским фабрикантам в 6 1/2 –7 су на французские деньги.

Представители правительственной власти, несмотря на эти жалобы, отстаивали свою точку зрения. «Прежде чем Национальное учредительное собрание решилось подтвердить воспрещение ввоза иностранной селитры в королевство, оно зрело взвесило, какие неудобства получились бы, если бы ввозу этого продукта была предоставлена свобода», и оно приняло в расчет, насколько необходимо для государства иметь постоянно в своем распоряжении «средства к защите и к охранению спокойствия», — так объясняет фабрикантам правительственную точку зрения подлежащее ведомство [75] . Собрание хотело обеспечить выделку пороха от всяких случайностей и для этой цели устроить так, чтобы не зависеть «от случайностей моря или войны». А для этого нужно было не нуждаться в привозе селитры из Индии и вообще из-за границы. Для этой цели, конечно, нужно было приносить некоторые жертвы, а именно «платить за национальную селитру в мирное время дороже, чем сколько пришлось бы платить за заграничную», что правительство и делает, заставляя это делать и всех других покупателей «национальной селитры». Зато, поощряя таким образом добывание селитры, правительство ставит защиту Франции вне всяких случайностей. Стоит допустить ввоз иностранной селитры, и добывание французской прекратится, ибо правительство «не скрывает от себя», что индийская селитра дешевле французской (и притом лучшего качества). Следовательно, все французские селитроварни должны были бы закрыться за недостатком покупателей. Ввиду всех этих соображений и решено было искусственным путем поддержать селитроварение.

Искусственное вздорожание селитры страшно вредило не только фабрикантам химических продуктов, но и мыловарам, и стекольным мануфактурам; указывается в прошениях на то, что некоторые химические продукты во Франции не добываются, а привозятся, между тем, будь селитра доступнее, их можно бы изготовлять, не нуждаясь в иностранцах. Но все жалобы фабрикантов, несмотря на намеки, что подобные утеснения «ведут к неблагоприятным для нового режима размышлениям», оставались бесплодными [76] .

Нужно сказать, что невзирая на это покровительство, селитры во Франции было так мало, что ее уже в 1791 г. еле хватало для изготовления пороха [77] , и, конечно, фабриканты химических продуктов страдали уже тогда не только от дороговизны, но временами прямо от отсутствия этого нужного им продукта.

Все эти жалобы показывали ясно, что вопрос о недостатке сырья угрожающе вставал во Франции еще до той поры, когда война с первой коалицией отрезала Францию от большей части европейских стран и заперла ее порты. Война же не только лишила Францию рынков сбыта, но и сразу ухудшила положение французской промышленности относительно получения сырья. Все эти приведенные здесь жалобы касались пока только некоторых производств; это были лишь симптомы грядущих бедствий.