– - Ты все еще думаешь, что Дейтрос был уничтожен ради сохранения пассионарности?
– усмехнулся он.

– - Да, эту идею некому из меня выбить уже, - не удержалась Ивик.

– - Хорошо, а если это не так? А если Дейтрос все-таки действительно был уничтожен дарайцами? Это-то хоть ты допускаешь?

– - Допускаю.

– - И что - ложечки нашлись, а осадок остался?

– - Зачем дарайцы преследуют нас? Почему мы не попытаемся просто жить с ними в мире? Я не верю, что только они виноваты в этой войне... В конфликте всегда виновны обе стороны.

– - Это верно, - согласился Керш, - всегда можно не конфликтовать. Согласиться. Пойти на уступки. Вопрос в том, что ты готова отдать и с чем согласиться. А что - не готова... Ведь было много народов, которые отдали и согласились. И они сохранили жизнь, физическое существование. Лей-Вей, например - часть народа дарайцы, конечно, уничтожили, но ведь только часть. В истории Тримы тоже много примеров.

– - Вы, как всегда, все говорите правильно и логично... но я уже не знаю, что мне защищать. Просто не знаю. Дейтрос - так ведь я уже давно не в патруле... На Триме я защищаю только идеи, которые держат и скрепляют Дейтрос таким, какой он есть. Но Керш... я много лет это делала. Посмотрите, во что превратилось мое тело. Моя душа. Посмотрите, что я оставила ради этого. А скажите - что я получаю взамен. Убогое материальное обеспечение моей жизни? И все? Я понимаю, это эгоизм, эгоцентризм, надо жить ради общества, надо чувствовать себя частью... но вы знаете, кажется, мне уже это надоело. То, что вы жили так - не оправдание. То, что многие вообще отдали жизнь, отдали больше, чем я - тоже не оправдание...

– - Девочка, - беспомощно сказал Керш, - ты пойми...

– - Что я должна понять? Впервые, первый раз в жизни я увидела что-то для себя... ведь этого не было, вы поймите, хесс! Никогда не было. Я вышла замуж, потому что так надо, стыдно не выйти. Я родила детей, потому что стыдно не рожать. Да, я любила и детей, и мужа, это нормальные человеческие инстинкты, но ведь я ж и там всегда больше отдавала, чем получала. И вот первый раз... понимаете - первый! Есть тот, кто любит меня. Именно меня, просто потому, что я есть, и я вот такая. Не потому, что я жена, и что положено иметь жену - а потому что я есть. У меня могло быть тепло. Счастье. Я же думала, что счастья вообще не бывает, а оно - есть. И сразу же - я вынуждена отказаться... иначе не может быть. Я не могу так! Хорошо, я бросила его... Но зачем жить дальше? Зачем все остальное?

– - Ты ведь сама его бросила. Это было твое решение. Могла не бросать.

– - Не могла, и вы это отлично понимаете.

– - Почему? Даже твои трансляторы тебя бы не поняли. Мало ли что в жизни бывает... потихонечку, незаметненько любила бы... чтобы никто не узнал. Урывала бы свою дольку счастья.

– - У меня не получится незаметненько. У нас не получится.

– - Тогда бросила бы семью...

– - Нет, потому что это бесчестно и подло, и я не могу после этого любить Кельма. Вы поймите же, Керш! Почему, если гэйна заставляют предать Дейтрос и работать на доршей - он теряет огонь? Ведь все теряют, бесповоротно. Да потому, что надо сломать что-то в душе, чтобы предать. Надо стать бесчестным и подлым. И не будет огня. Будет цинизм и равнодушие. И вот так же и любви к Кельму не будет больше. Вы что, не понимаете этого?

– - Может быть, надо пересмотреть жизненные ценности? Ведь живут люди иначе - и даже творят при этом. На Триме...

– - Можно и пересмотреть. Но вы же сами сказали - смотря с чем согласиться и что отдать... есть народы и есть люди, которые согласились и отдали... и они живут.

– - А что?
– спросил Керш, - что у тебя есть такого, что ты не готова отдать?

Ивик молчала.

– - Не готова, даже если детей убьют на твоих глазах... и Кельма... Или нет такого? Тебе не за что больше умирать?

Ивик молчала.

– То, что я тебе тогда рассказывал - зачем мы защищаем Дейтрос так яростно - для тебя это уже перестало иметь значение. А я ведь тогда знал, что так будет. Ты, такая маленькая, тихая, измученная болью, сидела рядом со мной и соглашалась, и даже проникалась до глубины души тем, что я тебе говорил. А я знал, что рано или поздно ты придешь и начнешь спрашивать дальше. Предъявишь счет. Объяснений было достаточно для тринадцатилетней гэйны. Ты тогда ведь гордилась собой - ты защищаешь жизнь мирного населения, за спиной у квиссанов спит родная земля, в форме и с оружием пройтись по улице, свысока поглядывая на остальных... что, не так?

– - Так. А теперь...

– - А теперь ты постарше, все это тебе уже обрыдло, и ты спрашиваешь - а зачем это все было?

– - Да. Спрашиваю.

– - Вот потому и я тебя спрашиваю - есть то, что ты не готова предать? Ладно, на Дейтрос плевать. Ты осознала себя индивидуальностью. А есть то, что Дейтрос дает тебе, тебе лично? Как индивидуальности? Есть что-то, кроме любви к Кельму, что тебе дорого?

– - Наверное, да, - растерянно сказала Ивик, - есть. Огонь.

Да, шендак! Она-то знает, что такое Огонь, как его поддерживать, раздувать, и как можно его уничтожить. Очень легко, между прочим.

Шендак...

Шен - это и есть огонь. Дак - суффикс, означающий "лишенный - собственной или чужой волей". Шендак. Лишенный огня. Когда мы говорим это - это значит "да чтоб мне навсегда огня лишиться"... Да будь я проклят...

так говорили еще в дохристианские времена. Очень давно. Огонь древнее, чем церковь. А в Дейтросе, благодаря близости Медианы, Огонь - не менее реальное понятие, чем хлеб и вода.

– - Ну вот ты сама и ответила на вопрос.

– - Но Керш!
– вскрикнула Ивик, - я не хочу так! Вы хотите сказать - ну и живи дальше, ради огня... только огонь - слишком холодный, и он нереальный, он эфемерный. Я творю, я делаю - и в этот миг все хорошо, а дальше что? Керш, я хочу реальной жизни! Поймите! Я хочу жить так, как творю. Я не могу так больше!