– Отпускаю те грехи вольные и невольные…

– Как, батюшка, я же не исповедовалась?

– И не нужно. Я и так все про вас знаю. Подходите по одному, ребята.

Троянцы по очереди преклонили головы, настал черед Беловского.

– А ты, Миша, – отец Киприан помялся, – страдать будешь много. Такая твоя работа…

Неожиданно священник встал на колени и припал головой к ногам Михаила.

– Что вы, батюшка, делаете! Поднимитесь немедленно! – растерялся Беловский.

– Я тебя благодарю от всех нас, от всего рода человеческого за твои муки, Мишенька. Благодарю и прошу: не сворачивай никогда с твоего пути, что бы ни было, – не уступай соблазну избежать страдания. Помни моление нашего Спасителя о чаше перед его смертным подвигом. Помни его кровавые слезы. Помни, что ты – воин, Миша. Твой Ангел – сам Архистратиг Михаил, начальник всего воинства небесного. А Царь над ним – Христос. Так разве может воин оставить своего Царя в сражении, лишив все Царство радости Победы?

Пораженный Беловский тоже опустился на колени:

– Батюшка, не оставлю… Сколько жив буду, не оставлю!

– Не зарекайся, а молись, чтобы так и было! А пока склони голову и прими прощение грехов от самого Господа. И раз уж выпало тебе сражаться во всякие времена, прощаются тебе все прегрешения, и прошлые, и будущие, ради мук твоих, которые ты перенес и еще перенесешь. Но запомни: твое спасение состоится только в том случае, если твое будущее станет именно таким, каким я его предвижу! Иначе все, что тебе простил Господь сейчас, останется при тебе на веки!

– Так неужели любая ошибка может стать роковой?

– Да! И не только для тебя! Ты своей ошибкой погубишь все человечество! И этот грех останется на тебе! Пойдем, я тебе покажу, в чем ты будешь виноват!

Отец Киприан взял Михаила за правую руку и вывел на улицу. К удивлению, пейзаж за крыльцом был совсем не тот, что был несколько минут назад. Перед ними простиралась бескрайняя каменистая пустыня. Приглядевшись, Беловский увидел, что это были вовсе не камни, а бесчисленные обломки бетона, арматуры и кирпича, как будто кто-то перемолол огромный город и рассеял на тысячи километров. Порывистый сухой ветер носил обрывки бумаги и поднимал столбы мусора.

– Что это? – удивился Беловский.

– Это Россия.

Онемевший Михаил сошел с крыльца. Под ногами хрустели осколки стекла. Попадались вполне узнаваемые предметы – детали машин, книги, детские игрушки и много, много оружия. Большие и маленькие гильзы, осколки мин и снарядов, рваные куски ракет валялись повсюду. Вдалеке поднималось огромное облако пыли.

– А кто там, на горизонте?

– Это идут последние христиане.

– Куда они идут?

– Они идут к тебе. Они хотят просить тебя.

– О чем?

Батюшка не ответил. Беловский переспросил:

– О чем они хотят меня просить?

Но батюшка опять не ответил. Беловский обернулся и увидел его жалкую, согнутую фигуру, сотрясающуюся беззвучными рыданиями.

– Отец Киприан!

Но тот махнул на него рукой:

– Смотри!

Михаил повернулся опять лицом к пустыне и увидел уже совершенно отчетливо приближающуюся к нему толпу. Все люди были одного серого цвета, как будто они уже долгое время шли в пыльном облаке. Они шли молча и явно торопились к Михаилу. Вскоре он начал различать отдельные фигуры, и даже лица.

На руках многих были перекинутые через плечо или висящие на руках дети. Их головы и руки болтались безжизненными плетьми. Отстающих стариков тащили, уцепившись за одежды, некоторых просто несли на спинах или даже волокли за руки по земле. Лица большинства были изуродованы ранами и кровоподтеками, а головы вместо волос покрывали безобразные клочки.

Вид толпы был настолько страшен и омерзителен, что Михаилу инстинктивно захотелось спрятаться от них, он повернулся, чтобы укрыться в избе, но старец остановил его, крепко взял за шею и властно повернул голову обратно в пустыню:

– Смотри!

Нарастал шум скрежещущего под ногами людей лома. Чем ближе они подходили к Беловскому, тем быстрее начинали идти, из последних сил переходя на усталый, изможденный бег. Многие спотыкались и падали, их поднимали и тащили за собой. Когда расстояние сократилось до ста метров, люди, больше похожие на прокаженных, бросились к нему с раскрытыми руками. В их глазах блестели черные от пыли слезы. Михаил сжался от ужаса, совершенно не понимая: что происходит, что нужно этим останкам людей от него, как с ними себя вести?