Стихотворения
вернуться

Хьюз Тед
Шрифт:

Ягуар

Обезьяны зевают или смакуют блох, Кролики дико орут или слоняются вдоль решеток, Как дешевые шлюхи, выпрашивая орешки. Утомленные бездельем лев и тигр Неподвижны, как солнце. Кольцо удава Окаменело. В одних вольерах пусто, в других Слышно сопенье из-под прелой соломы. Непритязательные картинки. Но стоит тебе пройти дальше, И ты увидишь клетку, перед которой Стоит завороженная толпа и смотрит — как ребенок смотрит сон — На ягуара, бешено бегущего вслед сверлами своих зрачков, Которые плавит ярость. Он не ради разминки — Глаз счастлив, что слепнет в огне, От ударов крови в мозгу глохнет ухо — Он убегает от решеток, клетка значит для него Не больше, чем убогая халупа для поэта, В его беге — саванны свободы, Мир вращается от толчков его лапы, Горизонты проходят над полом тюрьмы. Перевод: Виктор Райкин

Прочие сетевые переводы

Первый урок Ворона (пер. Ивана Соколова)
Бог пытался научить Ворона говорить. « Любовь, — говорил он. — Скажи, лю — бовь». Ворон распахнул клюв, и белая акула рухнула в море И пошла ко дну, всё вращаясь, измеряя свою глубину. «Нет, нет, — говорил Бог. — Скажи, лю — бовь. Ну же, давай. ЛЮ — БОВЬ» Ворон распахнул клюв, и вырвались вон и камнем упали Муха цеце, комар и жук-мертвоед — Жировать в своих жертвах. «Последняя попытка, — вымолвил Бог. Ну же, лю — бовь». Ворон дёрнулся, распахнул клюв и отрыгнул Огромную мужскую голову без тела. Бурча и огрызаясь, с глазами навыкате, Она плюхнулась на землю — И прежде чем Бог успел что-либо сделать, Ворон отрыгнул и влагалище, мёртвой хваткой зажавшее шею мужчины. Двое так и боролись в траве. Бог силился их разнять, ругался, рыдал — Ворон сконфуженно смылся.
Подпевка радостному крику младенца (пер. Терджимана Кырымлы)
Она небезупречна Идёт до воды, не дальше Приходит с родовыми схватками В мочках ушей, в подушечках пальцев Идёт с кровью по капиллярам и до кончиков волос До послезвучия голоса Остаётся Даже за жизнью, даже в костях Она приходит напевая она не справляется с инструментом Она приходит слишком хладной остерегается одежды И слишком поздно жмурясь испуганными глазами Когда смотрит в колёса Она приходит неряха в доме не управится Она лишь наводит чистоту Она не экономит ей не хватает Она приходит немая слова не выдавит Она приносит лепестки в своём соку фрукты неочищенные Накидку из перьев звериную радугу Свои любимые меха- вот её речи Она пришла зачем любовная интрижка вот и всё Она бы не пришла будь тут совсем безнадёжно И не плакали бы в городе (Здесь города не было б)
Мысль-лис (пер. Терджимана Кырымлы)
Я представляю: ровно полночь, лес — в нём есть живой транзит опричь часов, две стрелки на нуле, и белого листа, где палец мой скользит. Не вижу звёзд в окне, но нечто, ближе мне, сам мрак, густая плотность ступает в одинокость, хлябь, мягок словно талый снег, нос лиса тычет след, строку; мой взгляд последовал за ним: пробег, прыжок, скачок, вот, снова не сробел, кладя печать что бисер в снег между стволов; виляет тень тонка, — пни, пустошь оминает, — бег длится смелого зверька, — через белынь, всё в точку, дорогу хищным молодым, блестяще, чётко, явился по делам своим, пока, внезапно псиной навоняв, в нору-темну, что в голове, он шмыг. Часы стучат. Глухая тьма окна. Лист отпечатан вмиг.
Малокровик (пер. Бенджамина Ханина)
О малокровик, от гор схоронившийся в горы Израненный звездами, истекающий тенью Глотающий пыль как лекарство О малокровик, малый бескостик, малый бескожик Бороздящий землю птичьим скелетом Пожинающий ветер и молотящий камни О малокровик, бьющий в коровий череп Изгибающий в танце комариные ноги Слоновий хобот, хвост крокодила Выпивший всю свою мудрость, выпивший весь свой ужас У смерти из плесневелой груди Сядь мне на палец, спой мне на ухо, о малокровик

В переводах Павла Урусова

Смеясь

Автомобили сталкиваются и изрыгают детей и багаж — смеясь пароход идёт ко дну отдавая прощальный салют — смеясь самолёт уходит в пике и завершается взрывом — смеясь человеческие конечности взлетают на воздух — смеясь измождённая маска в постели заново открывает боль — смеясь, смеясь метеорит приземляется с изумительной точностью прямиком на коляску с ребёнком внутри глаза и уши упакованы вместе сложены в волосах завёрнуты в ковёр, в обои, перевязаны проводами только зубы ещё стучат и сердце пляшет в своей открытой пещере, беспомощное, на нитях смеха пока разрывные слёзы влетают сквозь двери с дымом и грохотом и вопли оглушают страхом и кости бегут от пытки от которой не скрыться плоти делают несколько шатких шагов и падают на виду но смех всё ещё скачет вокруг в своих сороконогих ботинках ездит на гусеничном ходу не разбирая пути падает на матрас, молотит ногами воздух но это всего лишь чувство. Наконец-то ему довольно — довольно! Оно медленно поднимается, истощённое, и начинает застёгивать пуговицы, медленно, с долгими паузами, как преступник, за которым явилась полиция.

Папоротник

Папоротника перо разворачивается движением Дирижёра, чья музыка вот-вот прервётся — И, внимая минуте молчания, Земля станцует свой тёмный танец. Мышь ведёт доверчиво ухом Паук вступает в права наследства. И глаз Держит всё мирозданье в узде из слёз. Папоротник Пляшет печально, словно перо На шлеме у воина, что возвращается подземной дорогой В своё царство.

Лисица-мысль

Полуночного мига воображаемый лес: что-то живое движется в тишине, кроме одиноких часов и пальцев моих над белой бумаги листом. За окном мне не видно звёзд: что-то, что ближе и глубже не спеша наполняет собой одиночество и пустоту: холодный, нежный, как тёмный снег, лисий нос обнюхивает чей-то след, глаза направляют движение — тут, и тут, и тут, и тут, и там — аккуратной строкой отпечатки лап ложатся на снег. А сзади тень крадётся, прячется между пней, извиваясь в изгибах тела, пересекающего прогалину; глаз, наливается зеленью и, расширяясь, сосредоточенно, напряжённо, ищет что-то в ночи, пока горячая вспышка — запах лисы — не заполнит полость моей головы. За окном нет звёзд; что-то шепчут часы. На странице остались строчки.