— А что именно тебя интересует?

— Тебе будет трудно понять.

— Рискни.

— Меня привлекает функциональный анализ. Это совершенно новая область. О методе конусов слыхал? Его развитие привело к целому ряду достижений в смежных науках. Да ну ее, математику! Давай лучше помечтаем об отпуске. Знаешь, что я надумала?

— Представления не имею.

— Уйти от Юлии Александровны.

— Куда?

— Мне положена жилплощадь. Ты же не хочешь ходить к нам?

— Неловко.

— Я тоже так считаю. Юлия Александровна всюду сует свой нос. Да и кто мы с ней? Когда Леонид Петрович умер, я сразу же устроилась на курсы и все мечтала уйти от нее.

— Она тебя обижает?

— Нет, конечно. Она ни добрая, ни злая. Ей нет никакого дела до меня. Мы с ней так и не подружились. Хотя она всего на тринадцать лет старше меня. Я ей тоже мешаю жить. Она молодая и красивая, ей замуж нужно.

— А родителей своих ты помнишь?

— Немного помню. Они погибли в автомобильной катастрофе. Уехали в отпуск, а меня оставили на бабушку. И погибли в дороге. Папа был торговым моряком, а мама — чертежницей. Они, наверное, любили меня и строили планы. Это все очень грустно. Бабушка потом умерла. А ты отца помнишь?

— Моего убили в Берлине. Уже после войны. Стоял на посту. Откуда-то с чердака выстрелили. Ему было тогда столько же, сколько мне сейчас. Даже на год меньше. Мне хочется побывать в Берлине.

— А что делает твоя сестра?

— И сестра, и мать, и отчим — все работают на солепредприятии. Добывают соль. И я там работал.

— Ты меня любишь?

— Ты же знаешь.

— Ничего я не знаю.

Что же, она права: мы мало знаем друг друга. Какая она, Леночка? Молодая. Красивая. Искренняя. Упрямая. Вот и все, пожалуй, что я знаю о ней.

Заговори я сейчас о женитьбе, она без всяких раздумий пойдет за меня. Но я молчу. И она даже не недоумевает. Ей и так хорошо. Мы встречаемся по десятку раз на день: то в бункерах, то в лаборатории, то в клубе, то в условном месте у обрыва, на жесточайшем морозе.

И с каждой встречей она как бы прирастает ко мне все сильнее и сильнее. Масса ее маленьких вещичек перешла ко мне в карманы: платки, пуговицы, шариковые ручки; и мои пустяковые сувениры перешли к ней: складной ножичек, который ей понравился, спортивные значки. Она словно бы все не верит, что мы вместе. Она не сентиментальна, даже, сказал бы, чуть диковата. И ласки ее неумелы, будто бы вычитанные из книжек: раз так положено, значит, положено… Это переплетение естественности с книжностью делает ее трогательной. Лена, Лена, ты как восторженный телок, который, помню, в детстве тыкался в меня мокрой мордочкой.

В раздаточной отвожу Демкина в сторону и с таинственным видом шепчу, указывая на полуавтоматы Харламова:

— Видал?

— Что это?

— Левый заработок. Хочешь две с половиной сотни?

Демкин сразу оживает:

— А еще кто?

— Мы с тобой. В свободное время. Харламовский аппарат. Надо испытать — и две с половиной сотни бумаг на лапу.

— Ну, спасибо, бригадир. Хоть сейчас. А где испытывать?

— Крупногабаритный резервуар. Сварка внутри емкости и снаружи. Коробы газо- и воздухопроводов, пылепроводы крупного сечения.

— Знаю. Так то ж не наш участок.

— А зачем тебе наш участок? Заработок-то левый!

— Правда. Но это же на морозе?

— Совершенно точно.

— А нельзя ли их испытывать в теплом помещении?

— Можно, но эффект не тот. Впрочем, ты как хочешь, можешь отказаться. Возьму хотя бы Тюрина.

Демкин снимает шапку, чешет затылок.

— Раз выбрал меня, значит, быть тому. Две с половиной сотняги на снегу не валяются…

— Безусловно. Дело требует умения и выдержки. Покажешь, на что ты способен.

— Хоть бы потеплело. А как же с боксом?

— Будем ходить. Нельзя из-за каких-то испытаний жертвовать спортом!

— Слушай, я, пожалуй, мотоцикл куплю!

— А я — гармонь.

— Ты играешь?

— Буду учиться. Нужно же куда-то даровые деньги девать! Харламыч небось и не подозревает, что мы на нем уже зарабатываем…

Работаю внутри резервуара. Демкин стоит снаружи. Его обязанность — обеспечивать безопасность работ и в случае чего оказать мне первую помощь. Потом роли переменятся. Я знаю, что при сварке вот таких резервуаров, когда приходится лежать на металле, особенно велика опасность поражения током. Потому-то очень придирчиво всякий раз проверяю, заземлил ли Демкин корпус выпрямителя, в целости ли изоляция проводов.

Цилиндрический резервуар, заиндевелое, мерзлое железо. Мы сваривали стальные листы в длинные полосы для верхнего и нижнего поясов обечайки, производили их вальцовку, стыковку, собирали днище и крышку…

— Теперь полезай ты! — говорю я Демкину, выползая из резервуара.

А мороз жарит и жарит. На мне ватные брюки, валенки, полушубок, меховые рукавицы, лицо защищено шарфом — и все равно пробирает. Грею руки над небольшим костериком.

По сути, испытания уже проведены. Успешные испытания. Можно созывать комиссию, писать протокол. Но Скурлатова и Шибанов не торопятся: «Еще немного, ребята, для абсолютной уверенности…»