— Давай руку!

Апологет открыл глаза, глядя на нависшего над ним незнакомца.

— Тебя нет.

— Скорее!

— Я брежу.

— Хочешь погибнуть? — незнакомец с интересом рассматривал Харона, в широко раскрытых голубых глазах застыло искреннее удивление.

— Станция «Смерть»… близко… совсем… уйди… не мучай меня…

— Дай мне свою руку. Важно, чтобы ты это сделал сам, по собственной воле. Тогда она тебя отпустит.

— Кто она?

— Смерть!

— И когда пойду я долиной смертной тени…

— Руку!

— Не убоюсь я зла…

— Ну скорее же…

— Зачем ты искушаешь меня, дьявол?

— Потому что ты нужен мне.

— Зачем?

— Чтобы спасти невинную жизнь.

— Дьявол не может никого спасать…

«Будь что будет», — промелькнула безумная мысль, и Харон протянул руку, уверенный в том, что зависший над ним призрак не имеет тела. Но произошедшее вслед за этим окончательно сбило с толку. Крепкий мужчина с силой потащил апологета прочь от берез, прямо на середину проезжей части. Еще пара секунд, и Харон уже крепко стоял на ногах, очумело озираясь по сторонам. Изумрудное свечение в парке померкло, съежившись, а неожиданный спаситель возвышался рядом и белозубо улыбался из-под широких полей старомодной шляпы. Теперь апологет мог рассмотреть его во всех подробностях. Перед ним в небрежной позе стоял здоровенный широкоплечий американский ковбой, словно сошедший с экрана какого-нибудь допотопного вестерна.

Пожевывая длинную травинку, ковбой лукаво подмигнул Харону:

— Твоя станция «Смерть» еще далеко… но ты не беспокойся, ты обязательно до нее доберешься… просто не все туннели ведут к ней напрямик… есть много объездных путей… нужно знать, где вовремя повернуть, и как раз сейчас ты попал именно в такой туннель.

Остроносые сбитые сапоги с блестящими колесиками шпор, запыленные кожаные штаны, грубая куртка, на поясе — кобура с револьвером. Мужественное, обожженное солнцем лицо. Трехдневная щетина. Потрескавшиеся губы. Откуда он пришел? Может, прямо из мексиканской пустыни?

— Кто ты? — спросил, наконец, апологет, понимая, что если он сошел с ума, то любой, даже самый безумный, ответ его не удивит.

— Называй меня Локи, — ответил ковбой. — Был у вас в прошлом такой двуличный бог, чем-то похожий на меня. Хотя, если хочешь, можешь звать Пустынным Лисом.

— Почему ты так… странно выглядишь?

— Тебе лучше не знать, какой я на самом деле. Мое настоящее лицо… может здорово напугать тебя.

«Очередная мутировавшая тварь! — с облегчением подумал Харон. — Значит, я не сошел с ума. Слава тебе, Господи!»

— Ты… безликий!

— Так назвали нас ваши сталкеры.

— Я слышал странные истории… — апологет присел на асфальт, с удивлением обнаружив в правой руке тяжелую «Гюрзу». — Под видом людей вы приходите к поселениям, а потом пропадают дети.

— Да, приходим… иногда, — не стал отрицать мутант. — Но вот насчет похищенных детей — это придуманная напуганными дураками ложь.

— Зачем же вы к нам приходите?

— Чтобы изучать.

— Для чего?

— Мы не можем понять, кто вы.

— Когда-то мы владели всем миром.

— В это очень трудно поверить.

— Но это так.

— Нет, просто вам кажется, что это так. А на самом деле все обстоит совсем по-другому.

— Может, откроешь мне глаза на страшную истину?

Опустившись рядом на корточки, ковбой с сожалением покачал головой:

— Прости, но не в этот раз.

— И все-таки, почему ты выглядишь как человек из далекого забытого всеми прошлого?

— Иллюстрации в книжке, — пожал плечами Локи.

— В какой книжке?

— Которую читает мальчишка.

— Какой еще мальчишка?

— Из-за которого я пришел вывести тебя из этого проклятого места.

Поигрывая пистолетом, Харон тупо рассматривал пористый серый асфальт:

— Я ничего не понимаю…

— Пойдем, я объясню тебе все по дороге… — предложил Локи. — Во всяком случае, попробую объяснить…

— И куда же ты меня отведешь? — апологет поднялся с асфальта, пряча за пояс так и не выстрелившую «Гюрзу».

— Здесь недалеко, — улыбнулся ковбой. — Ты спрашивал, почему я так странно выгляжу. Ответ очень прост: так меня хочет видеть мальчик, которого ты ищешь. Я незримо следую за ним по пятам. Я могу одновременно находиться в нескольких местах.

— Ты его ангел-хранитель?

— Не только его, но и твой… Разве ты не заметил, что слишком часто выходишь сухим из воды, и дело вовсе не в твоем даре… Но я не могу все время вмешиваться. Нам… запрещено вмешиваться… Можно только… наблюдать.

— Кем запрещено?