— Тут еще один жмур, братва! — крикнул кто-то, присев рядом с телом отправленного Вампиром в нокаут рейдера. — Ни хрена ж себе!

— Ты че это творишь, сучара? — надвинулись на Даньку со всех сторон надсмотрщики.

— Это не он! — завопил из-за решетки Гарик. — Это тот здоровый дядька вон этого стукнул!

Но его никто не слушал. Нетрезвых работорговцев одолела жажда праведной мести.

— Грохнуть его! — раздался неумолимый приговор. — Повесить гаденыша вниз головой!

— Тащи веревку! Прямо тут, в клетке и повесим!!

И тут громыхнул выстрел. За ним еще один.

— Ну-ка, разойдитесь, ублюдки! — послышался хриплый голос Стылого. — Что тут у вас происходит, мать вашу?!

Надсмотрщики расступились, и в круг, стуча протезом по каменному полу, ворвался разъяренный «Сильвер».

Окинув взглядом поле недавнего боя, он медленно подошел к Даньке.

— Цел?!

Одноногий в волнении принялся ощупывать полуобморочного ребенка с ног до головы, в первую очередь рассматривая лицо мальчика, на котором, как ни странно, не осталось следов побоев.

Облегченно вздохнув, рейдер повернулся к своим соратникам.

— Вы чё, суки, гвалт подняли? — зловещим шепотом молвил одноногий. — Не я ли вам говорил следить за этим самым парнем в четыре глаза?

— Он Вампира завалил, Стылый, — буркнул кто-то угрюмо. — И вот еще одного из наших.

— Это не он! — снова встрял Вонючка. — Второго завалил здоровяк!

— Слышали? — обвел всех тяжелым взглядом «Сильвер». — Базар закончен. Ребенка отмыть и переодеть. Завтра его сам Ствол желает видеть. За эту малую соплю ваххабиты такие бабки предложили, что вам и не снилось. Две с половиной тысячи!

— Твою маму!.. — вырвался потрясенный вздох у кого-то из работорговцев.

— Вот именно! — подвел черту дискуссии Стылый. — Разойтись!

Прохладный ветер, несущий запах прелой листвы, налетал порывами. Невидимые руки зачерпывали сухие желтые листья, чтобы тут же швырнуть в низкое темно-синее небо. Такое потрясающее солнце бывает только осенью. Словно огромный кусок янтаря парит над небосводом, озаряя землю ласковым светом. Прощание. Сожаление. Легкая грусть. Потому что вслед за мягкой желтизной приходит мертвая жестокая белизна. В такие моменты тебя часто посещает ностальгия по утраченному. Ты вспоминаешь прошлое, понимая, что многое мог изменить, но не сумел. Малодушие. Трусость. Паническое бегство от реальности. Причин может быть сотни. Но иногда отчетливо понимаешь, что стоишь у невидимого перекрестка. Перед тобой две дороги. Не факт, что каждая ведет к правильному выбору. Возможно, они обе фальшивы, и ты никогда так и не узнаешь, что на самом деле выбирал из двух зол. Но какое из этих зол худшее? Воистину дьявол обитает в мелочах. В кажущихся на первый взгляд незначительных деталях.

«Вот он, мой последний перекресток», — подумал Харон, разглядывая залитый золотом осенний парк.

Апологет сидел на скамейке, не в силах даже пошевелить рукой. Он мог только поворачивать голову и смотреть. Смотреть, как медленно сыплется на землю «желтый снег». В этом мире хотелось остаться навсегда. Где-то там, вдалеке, играл его сын. Харон слышал раздраженный голос жены, покрикивавшей на расшалившегося мальчишку, чтобы тот не подходил близко к проезжей части. Они были рядом, но проклятое оцепенение не позволяло подойти, окликнуть, хотя бы махнуть рукой, чтобы привлечь внимание. Раньше было по-другому. Почему же сейчас все изменилось? Почему его не пускают к ним? Хотя бы подойти ближе. Снова взглянуть. Он больше не станет делать попыток прикоснуться к жене, он просто посмотрит. Лишь бы еще раз увидеть ее лицо и лицо сына.

Какой же это перекресток, если он не может сделать выбор? Не может пошевелиться. Осенние листья кружились вокруг, сворачиваясь в маленькие желтые воронки. Издалека доносился детский смех, привычно гудел несуществующий город.

«Да ведь это же парк имени Шевченко», — неожиданно для себя понял Харон. Такой, каким он помнил его еще до Катастрофы. Место, где они часто гуляли с женой и сыном, потому что жили в доме напротив. Окна квартиры как раз выходили на здание оперного театра.

А вокруг царила осень. Осень, которой он так и не успел признаться в любви. Осень, которой уже никогда не будет. Осень, которая живет только внутри него и умрет навсегда вместе с ним.

Следовало сделать выбор. Харон опустил глаза, увидев у своих ног два предмета. Мгновение назад их не было рядом со скамейкой. Справа лежал пистолет, та самая «Гюрза» из реального мира, которая пока что так ни разу и не выстрелила. Слева в листве валялась детская игрушка сына — забавный пушистый зверек. Харон помнил, что внизу на подставке имелась кнопка, нажав которую можно было услышать тихое жалобное мяуканье.

— Что за нелепость… — прошептал апологет, чувствуя, как невидимая сила постепенно отпускает одеревеневшее тело.

Кто-то или что-то предлагало ему сыграть в безобидную на первый взгляд игру. Иначе перекресток не отпустит его. На этот раз — нет. Потому что все поблажки давно уже закончились. Отныне он не сможет посещать это место «бесплатно». Сегодня ему придется платить. Наконец-то Харона ставили перед выбором. Всего лишь два варианта. Два непредсказуемых пути. Один путь вернет душевное спокойствие, отпустит призраков, закроет навсегда дорогу в это удивительное место. Второй путь — путь смерти и крови, то, чего страстно желает жуткое потустороннее нечто, которое уже давно играет с ним.