Шрифт:
— И вообще, — принялась защищаться Алрика. — Никому же, кроме тебя, не видно!
— Сладкая моя, а кому же ты хочешь понравиться, кроме меня? — парировал Барт.
— А что, я тебе не нравлюсь? — решила обидеться Алрика.
— Нравишься, и я только что подробно тебе об этом рассказал. Но мне бы так хотелось видеть ровный загар на твоем замечательном теле…
С тех пор у нее появилась привычка на рассвете отплывать в лодке подальше от берега, раздеваться и лежать, блаженно подставляя ласковым утренним лучам обнаженное тело.
Она и сейчас не изменила своей привычке. Этим летом ее тело было покрыто тем же равномерным золотистым загаром, что и в счастливую пору их с Бартом любви. Интересно, узнай он об этом, что бы он почувствовал?
Алрика ощутила, как по ее телу пробежала дрожь — дрожь желания. Она вспомнила, как Барт касался ее сегодня, как гладил шею… Очевидно, он не просто помнит, какие ласки любит Алрика. Он еще и не прочь вспомнить все это вместе с ней в полумраке спальни.
Нет, ни за что! Она не позволит этому негодяю снова завладеть ее телом и душой! Как бы ей ни хотелось этого…
ГЛАВА 3
— Алрика, извини, но я решил заехать к тебе лично. — Гэри Ауэрман решительным шагом вошел в ее кабинет, едва только Мэри успела доложить о его визите.
— Что-то случилось? — насторожилась Рики.
— Все, что случилось, для тебя не новость. И если ты наделаешь глупостей, то попадешь в еще более неприятную ситуацию, чем та, которую мы уже имеем.
— Ты хочешь сказать, что я должна продаться Барту Элдриджу, как какая-нибудь падшая женщина, лишь бы поправить материальное положение — свое и своей семьи?
— Во-первых, не продаться, а пойти на переговоры, — нимало не смутившись, продолжал Гэри. — Во-вторых, не только материальное. Не забывай, что он готов отсудить детей, и я даже знаю, какие лазейки в законе он может для этого использовать. Кстати, ваши бумаги для развода, после того как ты их подписала, долго пылились в столе его адвоката, и процедура была завершена уже после рождения Сэма и Тома. Так что они законнорожденные.
Алрика ахнула. Вот это новость!
Получается, что ее дети с полным правом могут называться Элдриджами, но она об этом узнает последней.
— Погоди, Гэри, а ты откуда знаешь?
— От самого Барта.
— Что? Ты с ним разговаривал?
Гэри самодовольно кивнул.
— И когда он успел тебе позвонить? До разговора со мной или после?
Гэри немного смутился.
— Если честно, то это я позвонил ему, Рики. Сразу же, как только он прибыл в Сентсайд.
Алрика вскочила с места. Кулачки ее были сжаты так, что ногти вонзились в ладони; щеки пылали.
— Что? Как? Да как ты мог… — только и смогла выговорить она.
— Пойми, это для твоего же блага, — вкрадчивым голосом начал Гэри. — Я же знаю, что все вы — в глубоком кризисе. Я день и ночь думал, как вам всем помочь…
Алрика снова села в свое кресло и подперла голову кулаком.
— Знаешь, Гэри, — мрачно сообщила она. — Если бы ты не был другом нашей семьи, я бы решила, что ты — вражеский лазутчик и работаешь на Элдриджа.
— Если бы я не был другом вашей семьи…
— Знаю-знаю, — перебила она. — Ты бы ради нас и пальцем о палец не ударил. Да, мы не в состоянии были бы оплатить услуги юриста, если бы ты по-дружески не делал нам скидку. Но то, как ты поступил теперь… Это ты проболтался Барту, что у меня от него дети?
— Проболтался? — чуть не подпрыгнул Гэри. — Да если бы ты знала, каких чудес дипломатии мне стоило его убедить, что это его отпрыски, и объяснить, какие это милые ангелочки!
— Спасибо, Гэри, — ядовито ответила Алрика. — Буду тебе очень признательна, если теперь ты отвадишь от меня и детей Барта Элдриджа — хоть дипломатией, хоть мокрым веником!
— Глупая, упрямая девчонка! — Гэри начал терять терпение. — Неужели ты не видишь, что счастье само валится тебе в руки?
— Счастье свалило от меня четыре года назад, и я не желаю даже слышать о твоих грязных происках! Гэри, стыдись! Ты ведешь себя как сводник! — Алрика снова вскочила из-за стола и подошла к окну.
От ее резкого движения пачка бумаг, лежащих на столе, разлетелась по всей комнате, подхваченная сквозняком, но ее это мало волновало. И так все рушится и сыплется — что там какие-то бумаги!
— Ведь ты же громче всех кричал, какой Барт негодяй и мерзавец, когда он бросил меня, — с горечью сказала она, глядя в даль. — А теперь, когда он для тебя — денежный мешок, ты первым побежал ему навстречу.