Шрифт:
Конечно, я потеряла всякий аппетит и сразу перешла к последнему блюду, чтобы догнать остальных. Едва справившись лишь наполовину и совсем смутившись, я заявила, что чувствую себя плохо и, к сожалению, вынуждена уйти. И вот, сделав каменное лицо, мой «добрый волшебник» процедил сквозь зубы: «Идите, идите, поцелуйте вашего кота под хвост». И, когда я уже пересекала зал, крикнул во всеуслышание, на весь честной народ: «Психопатка с рыжим котом!» Вот чем все кончилось.
О существовании в моей жизни рыжего кота Вертинский знал и раньше. Я иногда разъезжала с ним на рикше и привозила его в «Ренессанс», чтобы он погулял там в садике. Но, наверное, Вертинский никак не ожидал, что в лице кота, если можно так выразиться, встретит препятствие нашей, так галантно задуманной встрече.
Но все-таки все на этом не кончилось. Начался некий смутный период «прохладной войны». Я получила от него два письма. В одном из них было о том, что он не виноват, что интересуется мной больше, чем, например, Марианной Колосовой [67] , хотя она тоже талантлива. И что я напрасно взбунтовалась, как «слониха в цирке» (повезло, какой богатый выбор образов: от «печального отрока Пьеро», «черного ангела» — до «слонихи в цирке»)…
Я не ответила. Я ждала, чтобы обида отстоялась…
67
Колосова (наст. фам. Виноградова, в замужестве Покровская, псевд.; Джунгар, Елена Инсарова, Юртин) Марианна (Римма) Ивановна (13 мая 1903, Алтай - 6 октября 1964, Сантьяго, Чили) — поэтесса. Дочь священника, убитого «воинствующими безбожниками». В Харбине жила более 10 лет, с начала 1920-х. Училась на Юридическом факультете. Поддерживала связь с поэтами «Молодой Чураевки», хотя сама в этом объединении не состояла. Из Харбина ее в 1934 г. выселили японцы, уехала в Шанхай. Содержала вместе с мужем АН. Покровским (одним из основателей фашистской партии в Харбине) платную русскую библиотеку. Написала много патриотических стихов. После окончания Второй мировой войны приняла советское гражданство, но после критики в СССР А. Ахматовой разорвала отношения с СССР. Печаталась в журналах «Рубеж», «Парус», в газете «Русское слово» и др. В харбинский период были изданы четыре поэтических сборника: «Армия песен» (1928), «Господи, спаси Россию!» (1932), «Не покорюсь!» (1932), «На звон мечей…» (1934). Сборник «Медный Гул» (1937) вышел в Шанхае. После войны эвакуировалась на Филиппины, оттуда уехала в Бразилию. В конце 1950-х переехала Сантьяго (Чили). Держала платную русскую библиотеку (более 4-х тысяч томов). Жила в бедности, умерла после тяжелой болезни.
Да и кроме того, мне было некогда выяснять отношения. Я получила ангажемент ехать с балетной труппой в Японию на праздник цветущей сакуры. Оттуда я написала ему примирительное письмо и получила в ответ теплую телеграмму: «Мой черный ангел! Простите мне мою грубость. Я очень люблю Вас. Рыжий кот».
… А потом было его стихотворение:
Ненужное письмо
Приезжайте. Не бойтесь. Мы будем друзьями. Нам обоим пора от любви отдохнуть, Потому что уже никакими словами, Никакими слезами ее не вернуть. Будем плакать, смеяться, ловить мандаринов, В белой узенькой лодке уйдем за маяк, На закате, когда будет вечер малинов, Будем книги читать о далеких краях. Мы в горячих камнях черепаху поймаем, Я Вам маленьких крабов в руках принесу. А любовь — похороним, любовь закопаем – В прошлогодние листья в зеленом лесу. И когда тонкий месяц начнет серебриться И лиловое море уйдет за косу, Вам покажется белой серебряной птицей Адмиральская яхта на желтом мысу. Будем слушать, как плачут фаготы и трубы В танцевальном оркестре в большом казино, И за Ваши печальные детские губы Будем пить по ночам золотое вино. А любовь мы не будем тревожить словами, Это мертвое пламя уже не раздуть, Потому что, увы, никакими мечтами, Никакими стихами любви не вернуть.Наташа Ильина [68]
Не помню, кто сообщил мне по телефону об этом. Одно врезалось в сознание: Наташа умерла… Наташа! Ведь как будто совсем недавно она была здесь, у меня, и мы так хорошо беседовали!
68
Ильина Наталья Иосифовна (19 мая 1914, Санкт-Петербург - 19 января 1994, Москва) — прозаик, мемуарист. В Харбин приехала в 1920 г с матерью и младшей сестрой. Окончила в Харбине гимназию ХСМЛ (4-й выпуск) и 3 курса Института ориентальных и коммерческих наук (1932-1935). Свободно владела английским, французским и разговорным маньчжурским языками. Преподавала в Британской деловой школе (British School of Commerce). В июне 1934 г. газета «Харбинское время» выбрала Ильину «Мисс трудящейся». В декабре 1936 г. уехала в Шанхай. С февраля 1937 г. работала в газете «Шанхайская заря». Сотрудник газеты «Новая жизнь» и журнала «Шанхайский базар» В январе 1948 г. репатриировалась в СССР и жила в Казани, где работала стенографисткой. Окончила Литературный институт в Москве (1953). Член Союза писателей СССР. Читала лекции в Аризонском университете (1989).
Наташа… Подругами мы не были, но знали друг друга со времен нашей харбинской юности… Встречались иногда на вечерах литературного общества «Чураевка», иногда на спортивной площадке, за рекою Сунгари. Случалось, у общих знакомых. Вот так почему-то теперь ясно вспомнилась случайная встреча у заболевшей приятельницы и, по выходе от нее, наш разговор по дороге.
«Вот не могу понять этих благополучных людей! Ты заметила, она сказала: “Пора бы тебе переменить сумочку…” Вот так пойти в магазин и купить… Она не может понять, что не для всех это так легко!» — возмущенно сказала Наташа.
Помнится, я была немного удивлена, что это Наташу так уязвило. Ну, подружка шутила по-свойски, без предосторожностей… Ведь мой старый выцветший берет уже давно получил название «древнего фригийского колпака», а я безмятежно продолжаю его носить, хотя у меня есть другая, более презентабельная шапочка. А может быть, потому и безмятежно, что знаю захочу — и надену другую.
А Наташа не может купить сумочку, и другой у нее нет… Значит, это не кокетство, а самолюбие…
Вспоминается и другой, тоже харбинский, уже более существенный разговор. Он был как бы предвестником перемены нашей жизни. Это было после моего первого посещения Шанхая, где я провела зиму, работая кем-то вроде секретарши в журнале «Прожектор». Наташа зашла ко мне, чтобы проведать о шанхайских возможностях. Вопрос об этом был тогда наболевшим, так как жизнь в Харбине уже не предвещала ничего хорошего. Моя работа в Шанхае тоже приносила гроши и ограничивалась «Женской страничкой» в журнале, куда я помещала косметические советы, переводы из английского журнала (со словарем в руках) различных рецептов, о которых сама не имела никакого понятия (надеюсь, никто из читательниц «Прожектора» не облысел, следуя этим советам: каюсь, иногда, не найдя в словаре нужного слова, я писала рецепт по наитию. Да еще дважды публиковались в журнале мои рассказики. Но все же я во время работы в «Прожекторе» встречала новых людей, пишущих и вообще «богему» — обо всем этом и шел у нас оживленный разговор.
Следующие встречи с Наташей, которые помню, случались уже в Шанхае, где я окончательно застряла из-за войны. Мы встречались так же случайно: на улице или у знакомых. Наташа выглядела хорошо и, помнится, я обратила внимание на то, как ладно сидели на ее стройной фигуре с длинными ногами скромные, но элегантные платья. А в лице ее было, пожалуй, нечто экзотическое — все это вместе создало Наташе прозвище Жозефина Беккер.
Если говорить о литературной деятельности Н. Ильиной — она преуспевала. Ее оценили. Наташины фельетоны, остроумные и колючие, где часто высмеивались пустоголовые и кокетливые «Лели», печатались и читались с успехом. Да и в разговоре с Наташей, это всегда замечалось, был некий блеск. И она знала об этом.
И все-таки, несмотря на все это или даже благодаря всему этому, я тогда подумала, что Наташа – даже очень «женщина».
И почему бы – нет?!
Мы не были подругами, но и антагонистами не были. Даже несмотря на маленький инцидент как-то Наташа и меня насмешливо «прохватила» в одном из фельетонов, где я тоже вроде как некая «Леля», только с фантазиями. Я не обиделась (ну, разве что немного). Вскоре все забылось.
Зато я хорошо помню, как в один прекрасный день мы с Наташей разговорились по-настоящему. И как она воскликнула: «Но как хорошо ты все понимаешь! Как с тобой легко говорить». Приятно было слышать от такой блестящей и всегда настроенной саркастически собеседницы, но и немного смешно: она так удивилась, будто ожидала, что танцы вытрясли из меня всякую способность понимать что-либо…