– Что ты делаешь? – изумленно спросила Агния. – Ты с ума сошел, да?

Она попыталась вырваться, но Орехов держал ее крепко. Словно в капкан попала…

– Пусти!

– Агния, сиди спокойно.

– Пусти же! – сдавленно закричала она, пытаясь высвободить руки.

Сержантик на водительском месте заерзал, нервно оглянулся.

– Остапенко, на дорогу смотри! – рявкнул Орехов.

– Эдик, что ты делаешь?! Пусти! Мне больно…

– На дорогу! Остапенко, на дорогу смотри!

– Эдуард Викторович, как бы не…

– Молчи! Поворот не пропусти!

– Куда? Куда ты меня везешь?.. – с усилием произнесла Агния. Ей не хватало дыхания – так крепко прижимал ее к себе Орехов.

– Домой, куда же еще! Послушай, ты… Я из-за тебя ночей не сплю! Пропала! И никто ни хрена не знает, где тебя искать. Я всех на уши поднял, всю Москву прочесал… Где ты была?! Ты вообще соображаешь, что творишь?..

Агния затихла. Ей вдруг стало не по себе. А и правда, что же она сделала такого, чтобы искать ее по всей Москве? А вдруг… а вдруг в ее отсутствие произошло что-то страшное?

– А что случилось? – испуганно спросила она.

– Что случилось… Я места себе не нахожу – вот что случилось! Агния… Агния, ты меня убиваешь! – со злостью, мрачно произнес Орехов.

«Нет, все в порядке… если бы с отцом что случилось, он бы сразу сказал. Дело в нем, в Эдуарде. О, зачем, зачем он ко мне так привязался!» – в отчаянии подумала Агния.

– Это похищение! – сказала она. – Ты не должен… Ты не имеешь права!

Машина быстро мчалась по полупустым улицам. Воскресенье, Пасха… Пробок не было.

– Я пойду к твоему начальству… ты не имел права… похищать!

– Похищать… – коротко засмеялся Эдуард. – Ты сама села в мою машину. Вон Остапенко подтвердит. Ты никому ничего не докажешь. И вообще… Перестань ерундой страдать! Я ничего такого не делаю. Я просто везу тебя домой!

– Зачем ты это делаешь? Зачем?

– Затем, что я люблю тебя, – прошептал ей на ухо Эдуард. Его дыхание было горячим. Раскаленным… Оно обожгло Агнию.

Он провел рукой по ее груди, едва слышно застонал.

– Агния, ну прости… прости. Я не хотел тебя обижать. – Орехов продолжал дышать огнем ей в ухо. – Я был не прав. Ты моя девочка. Моя принцесса. Моя самая-самая-самая…

Он положил Агнии руку на бедро, прижал ее к себе еще сильнее, опять едва слышно, сдавленно застонал. От его прикосновений тоже шел огонь. Наверное, Орехов был сейчас немного не в себе…

Агния даже представить себе не могла, что Эдуард испытывает к ней нечто подобное. Она никак не ожидала, что Эдуард настолько любит ее. Или это не любовь? Страсть… впрочем, не важно.

– Ты искал меня? – спросила она осторожно. – Все это время – ты искал меня?

– Да. Твой отец ни хрена не знает… Где ты можешь быть, у кого… Сказал, что у тебя есть подруга, рыжая толстая дура… Но он даже имени ее не мог вспомнить! И что мне было делать? Где тебя искать, у кого… Ни одного телефона, ни одного адреса… Я по своим каналам… все свои связи задействовал… Но я тебя все-таки нашел! Я догадался, где тебя можно отыскать! Именно сегодня! – засмеялся Орехов.

«Наверное, отец сказал ему, где кладбище, на котором похоронена мама… Как отец только вспомнил! Никогда, никогда не ездил к ней!» – мелькнуло у Агнии в голове.

– Эдик… зачем ты так? Пусти… Я хочу выйти. Все, все, давай забудем, я на тебя не в обиде… давай разойдемся по-хорошему! – умоляюще произнесла Агния.

– Разойдемся? Ты с ума сошла… Перестань, уже не смешно! Я тебя люблю… Я не буду тебя торопить со свадьбой и прочим… Я прошу прощения! – Он схватил ее за запястья, прижал ее ладони к своему лицу. – Агния…

Он не слышал ее и не слушал. И это заставляло Агнию томиться от тоски и страха. Возможно, чье-то женское сердце и тронул бы подобный порыв, похищение, мольбы… Но только не Агнию.

«Я, наверное, жестокая. И холодная. У меня каменное сердце!» – подумала она.

…Автомобиль наконец въехал во двор дома.

Агния вышла, вслед за ней – Орехов.

– Остапенко, все. Дуй в отделение. – Эдуард зашагал вслед за Агнией. Милицейская машина выехала со двора.

– Агния, идем ко мне, поговорим.

– О чем? – Агния не собиралась идти к Орехову, равно как и к себе – туда, где отец…

Она села на качели. В кустах сирени, только-только начинающей выпускать листья, дико чирикали и возились воробьи.