Шрифт:
– Агния!
– Что? – мрачно воскликнула она. – Мы с тобой разные люди! Мы не сможем быть вместе.
– Э, э… потише! Я понимаю, ты не в духе… но лучше меня ты никого не найдешь! – нахмурился Эдуард.
– Ты не понимаешь ничего… Я не люблю тебя, слышишь?
– А кого ты любишь? – Его глаза сверкнули зло.
– Это не твое дело!
– Агния, да погоди… не горячись! – Эдуард перехватил ее руки, прижал к себе. Агния попыталась вырваться – не получилось.
– Пусти!
– Я люблю тебя.
– Пусти!..
– Я люблю тебя!
– Да пусти же ты!.. – закричала она и рванулась что было сил. – Ты чужой. Ты злой. Иди прочь!
Орехов разжал руки.
Агния бросилась в коридор, схватила свое пальто, сумку.
– Ну и катись… – с ненавистью произнес Эдуард. – Я с ней как с человеком… Катись отсюда, сука!
Агния выскочила на лестничную клетку.
Эдуард за ее спиной захлопнул дверь – с такой силой, что в подъезде в рамах задрожали стекла.
Агния перевела дыхание, потом помчалась по лестнице вниз. Выскочила во двор, метнулась к первому подъезду.
Только в квартире у Григория Агния почувствовала себя наконец в безопасности. Харитонова еще не было. «Придет, попрошу его принести мой баул…» Агния упала в кресло перед телевизором. Она ничего не хотела, все было ей противно. «Ах да, у меня же есть диск…»
Агния достала диск со своим любимым мюзиклом, включила проигрыватель. И как всегда – случилось чудо. Музыка, чудесная музыка – взяла ее в плен, дивная картинка на экране вытеснила из головы все другие образы.
Забвение.
Утешение.
Этот фильм – и Григорий, Гриша. И больше ничего, ничего не надо…
Фильм рассказывал о ней. О ее судьбе. Она – Кристина Дайе, Призрак Оперы – Эдуард, Рауль – Гриша.
Рауль – мужественный человек, и его нельзя назвать слабым… Но он не гнет свою Кристину, как Призрак, Рауль прислушивается к ее мнению. Ужасно, когда мужчина – подкаблучник, абсолютно послушный воле своей женщины… Но это не про Рауля, не про Гришу. С Гришей можно быть свободной. Но еще ужасней, когда женщина – раба своего мужа. С Призраком, с Эдуардом то есть, никогда не будешь свободной.
Вцепившись в подлокотники, Агния смотрела фильм. В нем заключались ответы на все вопросы.
Какая трогательная и сильная, например, вот эта сцена… Кристина едет на кладбище, к могиле отца, не зная, что карету вместо кучера ведет Призрак… Страшный, таинственный, красивый пейзаж: снег, обнаженные черные ветви деревьев, печальные надгробия – кресты, ангелы…
Но карету настигает Рауль – вскочил на коня, помчался следом. Белая рубашка, длинные волосы, лицо страстное и отчаянное…
Дуэль между Призраком и Раулем – за сердце Кристины.
Рауль побеждает, он уже готов заколоть Призрака шпагой, но в последний момент Кристина умоляет Рауля – нет, не надо! Не убивай его! И Рауль слушается Кристину, опускает оружие.
Рауль считает Кристину равной. Ему не наплевать на ее чувства, ее желания. Он видит и слышит свою возлюбленную…
По экрану поползли бесконечные титры… Агния затихла, замерла в своем кресле. Было темно, но свет она не включала. «Я поступила правильно. Григорий, а не Эдуард…» Агния подумала о своей матери – как та ошиблась, выбрав отца. И расплатилась за свою ошибку смертью.
Или взять, например, Марину… Хотя Марина тут ни при чем. Марина – не жертва роковых страстей. Марина не имеет никакого отношения к Krim Passional («преступления по страсти»). Ее, как выяснилось, не убивали из-за ревности, и она – наложила на себя руки не от несчастной любви, это был самый обычный (хотя звучит ужасно – «обычный»!) суицид на бытовой почве. Мать-алкоголичка, неудачи с выбором профессии…
Нет-нет-нет, Марина – это уже совсем другое кино!
Но тем не менее Агния почему-то не могла не думать о Марине. Ведь Марина – первая любовь Григория…
В этот момент загремели ключи во входной двери. Агния вскочила, включила свет…
– Агния! – в коридоре топтался Григорий с букетом белых лилий.
– Это кому?
– Угадай с трех раз… – Он подошел к ней, обнял одной рукой, другой – передал Агнии букет. – Там тепло, совсем весна… Я целый день думал о тебе.
Григорий поцеловал ее. От него жестоко несло табаком, какими-то едкими лекарствами, бензином, но Агнии это не было противно, скорее наоборот… Она принимала этого человека со всеми потрохами – с его недостатками, достоинствами, с его профессией, его бытовой безалаберностью, цинизмом, странно сочетающимся с застенчивой романтикой. Она хотела прикасаться к нему, и она хотела, чтобы он прикасался к ней.