— А не случалось вам давать какие-либо поручения Журавлевую не связанные с работой? Или он, возможно, обращался к вам с просьбой какой-либо? — поинтересовался следователь.

— У меня к нему и не могло быть никаких просьб, А поручения — кто ему доверит? Вы ж видели — нельзя! Он же болен! А у него ко мне… Тоже, вроде, не было. Ну, разве мелочь какая? Так и то вряд ли.

— Скажите, прежде чем перейти на сортировку леса, он к кому обратился за переводом?

— Ко мне.

— Чем он мотивировал просьбу свою?

— Погодите. Ведь давно это было. Надо вспомнить, — мастер помолчал. Потом заговорил торопливо, боясь забыть.

— А вот! Он пришел ко мне утром. На нем лица не было. Бледный, весь дрожит. И говорит мне, мол, возьмите к себе на сортировку работать. Я его спросил, а в чем дело, почему приемщиком работать не хочешь? Он мне сказал, что боится работать ночью. Что темнота его пугает. Всякие кошмары видятся ему. Не может сосредоточиться, а отсюда — может напутать что-либо при обмере кубатуры леса. А ему не хочется снова за решетку.

— С кем вы обговаривали перевод?

— С начальником порта. Объяснил ему все. И он согласился тут же.

— Скажите, он с плотогонами видится? Журавлев?

— Ничего не исключено. Ведь все в одном порту. Только зачем они ему? — удивился мастер.

— Ну, там тоже поселенцы, как я слышал. Может, общался с кем?

— Нет. Я не замечал. Может, мужики в общежитии знают. А я не видел.

— Какого числа вы ушли в отпуск? — спросил следователь.

— Двенадцатого марта.

— А вернулись?

— Как начальство велело.

— А когда велело?

— Тридцатого марта.

— Вас кто-либо замещал на это время?

— Да. Мастер экспортного склада. Совмещал.

— Он где сейчас?

— На работе. На судах. На рейде. Там командует загрузкой. На берегу не бывает.

— Спасибо! — поблагодарил Яровой мастера. И пошел к баржам, которые уже собирались пойти к рейду.

Мастер Экспортного леса стоял на палубе японского судна, командовал разгрузкой.

— Вира помалу! — кричал он крановщику на судне. И крановщик, широкоскулый японец, улыбаясь, поднимал с баржи на палубу судна очередную пачку сортиментов.

— Майна! Майнай легче! — надрывал горло мастер. И пачка леса ложилась на палубу тихо.

Шло время. Вот и последняя баржа разгружена. Голодными кишками повисли тросы грузовой лебедки. Умолк кран. Мастер ждал подхода следующих барж. Яровой подошел. Разговорились.

— Совмещал я его склад. Верно! — заговорил он хриплым, простуженным голосом. И, ругнувшись, добавил: — На свою шею связался.

— Почему? — удивился следователь.

— У них же черт ногу сломит в работе. Не то, что у нас. Экспорт — есть экспорт. Там же! Ольха и первого и второго сортимента. Ель — тоже. А различи сортность? Чуть сучки небрежно спилены, ошкуренность высокая — кидай из пачки на хознужды. Каждую пачку по бревну надо смотреть. Со всех сторон. Морока одна.

— И смотрел?

— Приходилось.

— А как же со своей работой справлялся?

— Разрывался на части. Ничему не рад был.

— Лес со склада отправлял на суда? — поинтересовался Аркадий.

— С ихнего?

— Ну да!

— Нет. При погрузке и обмерял, и сортировал. Прямо в море. На судах.

— А на сортировке? Там что ж, никого не было, кроме сортировщика?

— Конечно, грузчики были. Десятник, прораб.

— Много леса шло с того склада?

— Как всегда. У них без особых перемен.

— Вы с сортировщиком того склада виделись? — спросил Яровой.

— Виделся. Один раз. Отлаял его на чем свет стоит.

— За что? — изумился следователь.

— Скотина! Все время пил! Гнус какой-то!

— Не может быть!

— Чего там не может быть?! Старик! Дохлятина!

— А как его фамилия? — спросил следователь.

— Хрен его знает. Нужна она мне, как зайцу лапти!

— А имя его?

— Сказал бы, если б не японцы!

— Он поселенец — не помнишь?

— Кой хрен поселенец. Я еще когда мальчишкой был — его знал. Чабулдыга! Елку от пихты отличить не мог. Насилу отделались от шарамыги! Укатил на материк с месяц назад. Насовсем. Получи, пенсию и поехал к детям. Да не доехал. Окочурился в дороге. Даже не добрался до дома.