— А разве сдача леса плотогонами не считается законченной операцией для самих плотогонов? — спросил следователь.

— Исключений нет ни для кого. Так что, как видите, непредвиденная беда в Японии отразилась и на леспромхозе. Правда, не столь серьезно, но тоже ощутимо. Ведь невыполнение плана отгрузки эк спортной продукции — самый плохой показатель работы. Громадный минус. Не их вина? Но что делать? Порт понес убытки. А вместе с ним и леспромхоз и сплав.

В кабинет тихо вошла девушка, положила копии документов перед начальником управления. Тот передал их Яровому.

Аркадий поблагодарил и направился в областное управление леспромхоза.

Управляющего объединения то и дело отрывали от разговоров с Яровым. Со всех уголков Сахалина трезвонили на разные голоса. Кто-то пр о сил помочь с транспортом, другие — с запчастями, с кадрами, пересмотреть фонды, подкинуть специалистов, третьи — докладами одолевали…

— Нет жизни! Совсем заботы заели, — жаловался он Яровому; снова хватал орущий телефон — Цепи? Ты что с чаем их пьешь? А, закусываешь? Ну, говори, сколько тебе нужно? Сотню не смогу. От силы — тридцать. И то скрести придется! Да не рожаю я их. Пойми ты в конце концов! И полсотни не могу! Тридцать! Да не умоляй! Нету! Понимаешь? — кричал управляющий. И, вызвав секретаршу, попросил отвечать всем, что он на совещании.

Аркадий подробно рассказал управляющему обо всем, что его интересовало, что удалось выяснить. Сказал о ревизии, о разговоре в управлении лесхозов.

— Я пришел к вам за уточнением, кому нужно было это надувательство? Ведь остаток леса, независимо от количества, не должен искажать отчетность. Знали ли вы об этом? — спросил Яровой.

— Разумеется. Знал об остатке. И знаю, куда и сколько отправлено прошлогодних сортиментов. Но дважды они никак не могли пройти по документам. Это исключено. Ведь весь лес, отгруженный, и зимовавший в порту, оплачен до кубометра предприятиями и государствами- заказниками. Он хранится до начала навигации. И порт в этом случае получит лишь дополнительные средства за хранение леса, использование территории. Вот и все. А лес, какой мы перевели из экспорта в первосортный, придется допоставить. Разницу в оплате, убытки, понесенные леспромхозом, обязан возместить порт. Они не сумели сохранить. Наши работники не повинны. Ведь экспортным лес был принят в порту представителями торгового представительства. А браковали мы уже вместе. Так что порт виноват. У них все документы. И мы не можем требовать двойную оплату за одну работу.

— Но по документам леспромхоза указана выработка с делян, выход леса, сплавщики имеют выход плотов, когда сплава не было всю зиму. Как вы это объясните?

— Вальщики, как и все остальные члены бригад, работают на делянах круглогодично. У них нет сезонных и несезонных месяцев. Лес они возят на нижние склады. Как и всегда. Ничто для них не меняется. И работа идет.

— А сплав? Меня интересуют плотогоны? Они-то зимой не работали?

— Почему?

— Потому что приказом…

— Погодите. Это еще не говорит о том, что плотогоны сидели на берегу и ждали пока Тымь вскроется.

— Но сплав был запрещен. Вот у меня на руках приказ!

— Здесь сказано о запрете взрывных работ, какие изменяют русло и портят нерестилища. Вот так. Но не сказано о прицепных ледоломах. Какие никак не могут повредить рыбе. Вот ими в своей работе и пользовался леспромхоз. Ледоломы! Вот о них вам и не сказали. А зря. Они поступили в три самых крупных леспромхоза области. Это опытные новинки техники. И мы их применяем. Они крепятся к носу судна. И не требуется ни тола, ни аммонита. Рыба не гибнет, а работа идет.

— Да, но отгрузки на суда не было. Вы сами говорите, что конец навигации предусмотрен договором. Откуда же цифры взялись?

— Конец навигации обговаривается с государствами, не имеющими у себя незамерзающих бухт. Но потребителями леса у нас являются еще и Греция, и Франция. Имеющие незамерзающие порты и совершенные суда. В нынешнюю зиму мы отгружали экспортный лес этим заказчикам. Сами же пользовались ледоломами.

— Тогда почему же в порту испортился экспортный

лес?

— Эта партия была закуплена Японией. И мы не имели права трогать ее. Поскольку сортименты были обговорены заранее. И распиловка хлыстов проводилась согласно заказу. Каждый сортимент был размером в два метра семь сантиметров. А Греции — в два метра двенадцать сантиметров. Франции — два метра восемнадцать сантиметров. Посудите сами, могли ль мы японский заказ отдать другим?

— Документы на утверждение сортиментов имеются? Для зарубежных государств?

— А как же? Вот, пожалуйста.

Яровой вытирал потеющий лоб. В глазах темнело. В голове все перемешалось. Значит, нет, приписок, нет ничего. Все верно. Вот и сортименты. Эти размеры он видел в документах леспромхоза. Но нет, успокойся. Возьми себя в руки. Ты пережил много неудач в этой командировке. Погоди с выводами. Не торопись. Следователь смотрел наряд-заказы. Все верно. И достает из кармана три справки. Полученные в леспромхозе, в лесхозе и в управлении.

— Еще один вопрос надо выяснить, — говорит он.

— Что это? — разглядывает управляющий справки.

— Этот лес получен с одного и того же участка. Как видите, указан один и тот же номер участка, одна и та же фамилия лесника, вальщика, подписаны две из них теми же людьми, а вот количество леса — кубатура, совершенно разные. Чем это объяснить?

Управляющий впился в справки. Внимательно читал. Лицо его злой синевой покрылось. Он схватился за телефон.

— Погодите, — остановил его Яровой, взяв трубку из рук управляющего, спокойно положил ее на рычаг.