На погранзаставе было тихо. Наряды пограничников несли службу. И только опытный глаз мог заметить небольшое оживление. Ну что ж, такое бывает. Кто-то заинтересовался пассажиром…

Начальник заставы вызывал по очереди каждый наряд, дежуривший в аэропорту. Предъявлял пограничникам фото Русаковой.

Те внимательно вглядывались в фото. Вспоминали. Но… Никто не припомнил эту пассажирку.

Отрицательный ответ получил Яровой и в бюро пропусков. Разрешение на въезд Зое Русаковой не выдавалось. И никто не обращался с заявлением о предоставлении ей такого разрешения.

Милиция и работники аэропорта тоже не узнали Гиену. Работники багажного отделения и камеры хранения сказали, что не запомнили, а, значит, и не видели эту женщину.

Лишь молоденькая стюардесса, обслуживающая «материковский» рейс, сказала Яровому, краснея от неуверенности:

— По-моему, я видела ее в самолете. Она села к нам в Москве. И была подвыпивши. Как только мы взлетели, ее стало тошнить. И она запачкала нам дорожку. Я ей предложила пакеты. Но она обругала меня. Ушла в туалет.

— С кем она летела? — спросил следователь.

— Не знаю. Ей никто не помогал. Она сидела рядом с женщиной, но, вероятно, незнакомой. Потому что та ругала пьяную. А потом ушла от нее на другое место.

— Вы не помните, куда она летела.

— Кажется, до Хабаровска.

— Где вы делали посадки?

— Как обычно. Из Москвы мы летели до Красноярска. Там самолет заправили. Летели до Хабаровска. Снова заправились горючим и летели до Южно-Сахалинска.

— Сколько времени стояли на заправке в Красноярске?

— Сорок минут.

— Пассажиры покидали салон самолета?

— Да. На время заправки двигателей и уборки салона. Это — необходимое требование. Остались лишь дети. И их матери.

— А эта пассажирка выходила?

— Нет. Она спала. Ведь ночь была. Я пробовала разбудить. Но она не проснулась.

— К ней подходили? Кто-нибудь из пассажиров?

— Нет. Никто.

— Когда вы прилетели в Хабаровск?

— Как всегда, под утро.

— Эту женщину никто не встречал?

— Не знаю. Я провожаю пассажиров до трапа. Потом они садятся в автобус и едут в аэропорт. Встречают их там.

— Что вам запомнилось в этой женщине? — спросил Яровой.

— Я уже сказала. Она была пьяная. А для нас такое непривычно. Мужчина — это хоть как-то понятно. А женщина…

— Как она была одета?

— Обычно. По-дорожному. Брюки, свитер, пальто.

— Какое пальто? — стал записывать приметы следователь.

— Серое. Букле. Воротник черный. Из искусственного меха. Я его чистить помогла ей. А брюки — черные. Свитер белый. Грубый. Самовязка.

— Обута во что?

— Сапоги резиновые. Черные. Обычные. Она их мыла, когда мы подлетали к Хабаровску. Отмывала в туалете. Я удивилась тогда, что она так легко была обута. Ведь в марте в Хабаровске холодно. А у нее на ногах — резиновые сапоги. А носки легкие. Мужские. Велики они ей были. Я видела. Свитер связала, а вот о ногах не подумала. Я еще пожалела, что простудиться может.

— Она вам заплатила за дорожку испорченную? — спросил Аркадий.

Бортпроводница покраснела.

— Да.

— Вы не помните какими деньгами и сколько она дала?

— Пятьдесят рублей. Мне. За уборку.

— У нее остались еще деньги?

— Да. Она в туалете мне отдала. Из лифчика доставала. Я видела. Деньги у нее были. Много. Целая пачка.

— Носки у нее какие были? — торопился Яровой.

— Серые. Простые. Ношеные.

— Что из багажа у нее было при себе?

— Маленькая сумка. Черная. Кожаная. Она ее из рук не выпускала.

— Вы не видели, что в ней было?

— Она открыла ее, чтоб попудриться. И я видела сберкнижку. Она ее всунула в карман пальто. И когда увидела, что я заметила, вся покраснела и дала деньги. Потом заторопилась выйти в салон.

— Выходила из самолета одна?

— Не знаю. На выходе все толпятся, торопятся.

— Вы ее потом в порту не видели?

— Нет. Я не покидала салон. Не положено.

— А вот этих пассажиров вы не припомните, они должны были лететь этим же самолетом, — достал Яровой фотографии Мухи, Клеща и Трубочиста.

Стюардесса вглядывалась в фото.

— Не припоминаю. Может, и летели. Но всех не вспомнишь. Только тех, кто в чем-то отличился. Или часто летает. Сами понимаете, пассажиров много.

— Вы посмотрите повнимательнее, — попросил следователь.

— Нет. Этих не помню.

— Вы точно помните, что эта женщина вышла в Хабаровске? Или это — предположение?

— Я уже вспомнила определенно. Она не осталась у самолета ждать конца заправки. Да и билет у нее был до Хабаровска.