— Если б не поверил — не выпустил бы.

— Одно мне непонятно. Как он, приехав из Еревана, докопался до Гиены? Дознался про Хабаровск? Зачем ему это? Он же из Еревана, а Зойка уехала живой. Зачем она ему? — удивился Трубочист.

— Ты что? Не соображаешь? На Скальпа вышел. А доказательств нет, — сказал Клещ.

— Он тебя о нем спрашивал?

— Один раз вскользь упомянул. Вроде ненароком, — ответил Клещ.

— Ненароком! Ха! Этот черт ничего зря не говорит. Дал знать, что ему и о том известно. Но настораживать не стал, — строил догадки Муха.

— Все ясно, он напал на след. Со Скальпа — на Гиену вышел, — ответил Беник.

— А чем докажет? — Встрял Вовка.

— Что доказывать?

— Ну, Скальпа? Положим, были. Ну и что, а «жмуром» [13] не делали. Не видели его.

— Гиена со Скальпом засветилась. Он знает. Потом с нами летела. Вместе. И задавлена. Значит, была причина. От одного до другого дойти — просто, — перебил Клещ.

— А мы скажем, что не убивали. Вот и все, — предложил Трубочист.

— Если не убивали Скальпа, то почему Г иена — «жмур»?

— Не знаем, кто ее грохнул, — стоял на своем Журавлев.

— Зато он знает, во сколько она окочурилась и во сколько мы улетели, — сказал Клещ, понизив голос.

— А почему мы ее убили? — не унимался Вовка.

— Тебе ж сказано, он знает, что она летела вместе с нами, знает о деньгах. О переводе. Деньги ее у меня нашел. В лодке.

— А чего не выкинул? — рассвирепел Муха.

— Некогда было. Гнались они за мной. Удрать не удалось.

— Лодку надо было затопить!

— Подняли бы в два счета.

— Зачем в лодке держал? — злился Муха.

— А куда б я их дел? На книжку? Так это быстрее «на мушку» попасть.

— Спрятал бы где в тайге! Закопал бы в землю. Отдал бы мне! Я б нашел куда спрятать.

— Нашел! Я — фрайер фартовый, а и попух. Не думай, что надежнее меня упрятал бы! Кто знал?

— Надо знать! Раз с тобой он говорил, надо было враз деньги прятать. Улика — хуже говна воняет.

— Я посмотрю, как ты сам закрутишься, когда он тебя вызовет. Я тоже не хуже тебя — взад умен! — вспылил Беник и напомнил: — Веди себя с ним человеком, может и не заподозрил бы ни в чем. А то… На всех тень навел. И упрекаешь. Молчал бы уж.

— Теперь попробуй пойми, кто где сглупил. Одно чую, крепко этот гад за дело взялся. Не миновать рук Ярового нам. Но за себя-то я спокоен. А вот за Трубочиста — нет.

— А я чем хуже тебя?

— Напомнить? Иль как?

— Да, Вовка, с тобой и верно… Мы ж знаем, вместе были. В приступе, в бреду — ты все можешь растрепать. Всех перезаложишь. Конечно, сам того не желая. Болезнь виновата. Но мы из-за нее не должны страдать.

— А при чем тут это? — не понимал Журавлев.

— Видишь ли, твоя болезнь может стать крышкой всем нам. И ты прекрасно все понимаешь. Поговорим, как кенты, — предложил Клещ.

— Тебе, как и Мухе, не миновать допроса у Ярового. Это уже понятно нам всем. Так?

— Конечно, — поддержал Муха.

— И с Яровым ты не отделаешься «темнухой». Он много знает. Пожалуй, слишком много для такой компании, как мы. И ты, Трубочист, не можешь ручаться за то, что не станешь психовать на допросе. И шарахнешься в бред при первом же приступе. Никто из нас троих не может быть уверен в том, что ты на время приступа не останешься в милиции. Ведь нести чепуху ты начинаешь сразу. И этим выдашь всех нас. В бреду ты говоришь всякое. И за то, что с тобой будет, что ты будешь трепать — никто отвечать не может. Всему виной болезнь. Но мы не можем рисковать из-за тебя! — говорил Беник.

— Я не скажу! Ничего не скажу!

— Заткнись! Уж знаем, как с тобой бывает. Сами измотались за дорогу. Наслушались всякого! — перебил Муха.

— Я не буду психовать.

— С ним ни у кого нервы не выдержат. И у здорового. По себе знаю, кто такой Яровой, — перебил Клещ.

— Сам засыплешься, и нас затянешь, — подтвердил Муха.

— А ты знаешь наш воровской закон. Когда могут влипнуть все, кто-то один должен вытянуть кентов, — говорил Клещ.

— Как?

— По нашему закону. Иль забыть успел его? Кто-то один из нас должен взять на себя все.

— Но почему я? — взмолился Вовка.

— А кто?

— Разве я больше вас замешан? Иль больший куш сорвал?

— Сейчас мы не о том говорим. Наш закон говорит, что в случае опасности для кентов, любой должен безропотно принять вину на себя. А ты, как самый ненадежный из нас, из-за здоровья, должен это понять сразу…

— Но почему я?

— Мог бы и я ради кентов взять на себя всю вину за Гиену и Скальпа. Вы меня знаете. Я не темню. Но ведь ты, Трубочист, можешь все испортить. На любом допросе. И выдать не только себя, а и Клеща. Уж положить голову, так быть уверенным, что остальные надежно вывернуться! Что не зря себя вместо них подставил. А ты — заложишь. По болезни. Так вот, поскольку так, на свободе должны остаться надежные, — говорил Муха.