Яровой начинает вспоминать и вдруг… Да, конечно. Много лет назад, именно двадцатого марта, в свой день рождения. Клещ отдал деньги Трубочисту за убийство Скальпа. И потребовал, чтобы тот сумел справиться с этим к следующему дню рождения Беньки. Не позднее.

Но справиться с этим не удалось. А все потому, что вскоре, вслед за Клещом, с дополнительным сроком был отправлен на Камчатку и Журавлев.

Двадцатое марта… Отмечая свой день рождения. Клещ все годы помнил, что жив его враг, за чью смерть он заплатил и ждал ее каждую минуту.

Двадцатое марта… Этот день помнил и Журавлев. Он получил за смерть Скальпа, одновременно продав свою жизнь. Не убив, он должен был умереть сам. Правда, его жизнь Клещу не была нужна. Но воровской закон для всех одинаков. Он не делает исключений никому. Он не признает отговорок и обстоятельств.

Двадцатое марта… Но именно в этот день кенты барака чуть не убили Сеньку из-за Скальпа. И, лишив его мужичьих радостей, чуть не выпустили из него душу. Он лежал тогда на нарах жалкий и беспомощный. Стонущий комик мяса, лишенный уважения, имени, лица. Он проклинал тот день, когда появился на свет. И молил о смерти. Но словно назло — выжил. И выжив — поклялся отомстить.

Двадцатое марта… Роковой день. Скальп не мог его предвидеть заранее. Не зная о черном совпадении событий. А может и знал… Во всяком случае, двадцатое марта стало последним днем его жизни.

Черная гладь реки серебрится в лунном свете. И кажется, что река на ночь надела самое нарядное платье из черной парчи. А теперь, затаив дыхание, радуется убранству. У реки всегда есть свои истоки, из которых река до стари будет брать начало свое. Да и есть ли старость у рек? Они всегда молоды. У них не бывает смерти…

Яровой вглядывается в темную гладь Тыми. Беник, если и поедет, то не там, где его могут заметить. Не по лунной дорожке. Не по освещенной поверхности. Будет держаться ближе к берегу, где прибрежные деревья кутают в темноту все, что движется и все, что спит.

Но нет. На реке ни одного постороннего звука, ни одного движения. Лишь ночные птахи перекликаются в кустах. Да мелкие зверьки делят добычу ночной охоты.

Утром весь мокрый от росы Яровой возвращается в зимовье. Юрий уже проснулся. Приготовил завтрак. Но Аркадию ни до чего. Он тут же ложится спать, а парень отправляется на деляну. Следователь спит. Надо отдохнуть. Кто знает, как сложится сегодняшний день…

Вместе с бригадой встали и оперативники. Но не засобирались уезжать, как было обычно. Сказали, что проверят другие бригады поселенцев. Но завтра. А сегодня побудут у Сеньки. Посмотрят, как его бригада работает. Ведь скоро освобождение. И каждому бывшему поселенцу понадобится к производственной еще и характеристика отделения милиции. А чтобы писать о человеке, нужно понаблюдать его и в работе. Сенька недоверчиво покосился на оперативников. И хмыкнул через плечо:

— Что ж, наблюдайте…

С деляны на нижний склад пошли первые лошади, волоча за собой хлысты и пыль. Побежал к реке и трактор, таща за собою первую пачку леса. Оперативники наблюдали за работой Сеньки. Иногда помогали обрубщику. Изредка оглядывались на дорогу, ведущую с нижнего склада. Вот показался трактор, возвращающийся с реки. В кабине рядом с трактористом Юрка уселся. Веткой лицо обмахивает. Лошадей трактор обогнал. Оперативники насторожились. Юрка выскочил из кабины. И, подойдя к поваленному дереву, стал внимательно осматривать листья.

— Чего ты там все ищешь? Академик сопливый, — смеялся Сенька.

— Клещей ищу.

— Клещей? — лицо бригадира исказилось.

— Ну да. Тебе ж на благо.

— Это что еще за благо?! — заорал Сенька.

— Чтоб ты энцефалитом не заболел. Видишь? Вот, смотри. Вот эта букашка — тебя придурком может сделать, если укусит в период кладки яиц. У нее, видишь, крест на спине и брюхо мохнатое. С виду маленький, а для людей — страшнее зверя, — показывал Юрка клеща Сеньке.

— Тьфу ты, черт! И откуда у эдакой крохи яйца взялись? Ну скажи, на что они ему? Одна морока и беспокойство. Подарил бы их кому надо. Вот укусил бы я с такими яйцами какую-нибудь, а она б и сдурела. Вот был бы фокус! С дурной чего хочешь делай. А без толку на что зло распылять?

— Вот я их и ловлю. Чтоб зла не было.

— Ну, давай! Валяй, академик. Делать тебе, вижу, нехрена. Лови! Да гляди, чтоб они тебя не покалечили. А то дурной лесник — хуже милиции! — хохотал бригадир.