Лиза почти забыла о кошмарах, навещавших её после убийства отца. Прошло уже три года после его похорон.

В тюрьму к матери она не приходила, хоть и понимала, что та поступила не осознанно. Что отец изменял семье, ведь он и Лизе ничего не сказал.

Но мысли об этом только впускали кошмары в её сны.

Новая, светлая жизнь открылась Лизе взамен, безвозвратно утраченной.

В день заседания она сидела в коридоре здания суда, ожидая оглашения приговора для своей матери.

Молодой мужчина, проходя мимо, вдруг наклонился к ней, и ласково проведя по волосам, сказал:

– Что бы это ни было – всё проходит…

Лиза подняла на него глаза, полные слез, и спросила:

– Как такое возможно?

Не сумев выговорить больше ни слова, она громко разрыдалась.

 Мужчина присел рядом, и, обняв Лизу за плечи, быстро заговорил.

 Он говорил о том что мир жесток, и постоянно испытывает на прочность. Что нужно брать себя в руки. Что есть, в конце концов утешение, и её мать не приговорят к высшей мере, как могло бы быть каких-то десять лет назад.

 Рыдая, она сбивчиво рассказывала, в надежде выкинуть образы из головы:

– Они стояли... там - на площадке... Отец держал руку этой женщины...

– Тише милая, тише - это у же прошло

– ...Он ни когда так не касался мамы... Я побежала наверх...

 Мужчина сильнее прижал Лизу к себе, и она прошептала:

– Я никогда не забуду холодное и взвешенное ожидание обманутой матери, и каждый – расчетливый удар. И залитую кровью кухню.

Внезапно она отстранилась, и, с широко раскрытыми глазами, ровно произнесла:

– Ведь теперь у меня нет дома…

Шаги были совсем близко.

 Заруцкий попытался повернуть голову на шум, но вдруг, лицо его закрыла плотная материя.

 Следом он почувствовал, как общий узел был ослаблен. Расстояние между лодыжками и запястьями увеличилось, но руки были дополнительно закреплены на чем-то холодном.

«Крюк!» - Осенило Заруцкого. И в этот момент он всё вспомнил.

Цепь вновь зазвенела, и автоподъемник начал тащить его вверх за руки.

Три года счастья пролетели как один день.

 Несмотря на отсутствие помощи со стороны родственников Лизы, (родных у любимого не было), и окончание его стажировки, вместе они справлялись с буднями.

 Она переехала к нему, продав свою часть квартиры. И, по его совету, перевела вырученную сумму в доллары.

 Он писал кандидатскую, искал стоящую работу и встречал её по вечерам после смены отработанной на продуктовом рынке.

Но все тягости быта забывались, когда вечерами он шептал ей на ухо:

– Знаешь… у меня больше никогда не будет такой, как ты!

От этих слов у Лизы становилось тепло внизу живота. Это тепло поднималось выше – к сердцу, проходило гортань, и заполняло голову ангелами.

Сергей сел возле окна.

 Пальцы нервно постукивали в такт каплям, струящимся по стеклу.

 Вот уже несколько лет, он не выходил из дома, и смотрел в окно, только если шел дождь.

 Его жена любила дождь. И всякий раз радовалась – когда перерыв между дежурствами Сергея выпадал на дождливые выходные.

 Тогда они могли валяться целый день в кровати, и нежиться в сладкой дрёме.

– Мы с тобой «котики»!

– Почему «котики»? – Удивлялся Сергей.

Жена улыбалась, и нежно поцеловав его в нос, отвечала:

– Потому, что у нас - «лежбище морских, ленивых котиков»! И сейчас из соседней комнаты, приплюхает ещё один!

Вслед за нарочно громким окончанием фразы, в комнату влетала дочь, и плюхалась к родителям поперек кровати.

Сергей вспомнил, как искал виновника, скрывшегося с места аварии. Как поднял влиятельных знакомых – он был хороший хирург.

 Но, чем дальше, тем отчетливей ниточки тянулись к Лубянке, и в конце концов – их перерезали с той стороны.