Неизвестно
Шрифт:
Николай Александрович принимал такое же хозяйство в Аннинском районе, оставляя лесхоз своему другу, и здесь не обошлось без рекомендаций из треста совхозов. Глава треста Набатов поддержал кандидатуру Марчукова. Сам Евсиг- неев, хотя и не распространялся на эту тему, уезжал с прицелом: через полгода его поставят вторым секретарём Аннинского райкома.
Этим новым переездом для Марчуковых начиналась эпопея странствий по Воронежской области. Для семейства руководителя хозяйства грузовик, загруженный домашним скарбом, стал символом перемещения к новым местам. И это бедствие не имело ничего общего с любовью к путешествиям или цыганскими наклонностями. Каждый переезд был связан с объективными причинами, никак не связанными с неспособностями руководителя, скорее наоборот - с его несомненными успехами в своей деятельности.
Евсигнеев оставил Ивану крепкое хозяйство, способное снабжать весь район саженцами плодовых и лесных деревьев: посадка лесополос вдоль дорог и пашен была обязательной по нормам тогдашнего времени. В условиях полустепи лесополосы играли неоценимую роль снегозадержания, сохранения водных ресурсов в земле, предохраняли почву от выдувания.
За три года Марчуков ещё больше укрепил хозяйство, расширил материальную базу и увеличил количество машин и поливочной техники.
В пятьдесят третьем году лесопитомники и лесхозы ликвидировали, посчитав затраты государственных средств неоправданными.
Ивана Петровича перевели в Донскую, главным агрономом МТС. Машинотракторным станциям придавалась новая роль в повсеместной механизации села, где большие надежды возлагались на «механизированный кулак», способный пробить проблему поднятия земель и повышения урожайности. Акцент сделан, приоритеты определены, и Иван ехал туда, куда направляла партия.
Его вызвали в обком, он имел беседу с инструктором аграрного сектора, и тот сказал ему: «В Донской не хватает агронома, специалиста Вашего уровня. Поработаете, осмотритесь - поставим Вас директором».
Иван позвонил в Анну, Евсигнееву, сообщил новость. Его друг сидел уже в кабинете второго секретаря райкома. Своим глуховатым, прокуренным голосом он прокричал в трубку:
– На кой чёрт ты согласился? Ты в директорской обойме, и никуда бы они не делись, нашли бы тебе должность! Ваня, ты пошёл на поводу у тех, кто латает дыры! Донская считается самым разваленным хозяйством, которое они каждый год укрепляют кадрами.
– Коля, ты же знаешь: если надо поднимать хозяйство - я буду этим заниматься! Я поеду туда, куда меня пошлёт партия, не важно, на какую должность.
– Вот это ты дал! И это, конечно, правильно!
– тут же съязвил Николай, он, фронтовик, прошедший окопы и смерть, мог себе это позволить.
– Удачи, Ваня! Если потребуется помощь с техникой или ещё с чем, звони, помогу!
Все эти разговоры были не для женских ушей, и Иван просто сообщил жене, куда они переезжают. Неожиданно для него Паша озадачила вопросом:
– А речка там есть?
– Нет, до Дона далековато, да и до Хворостани, его притока, прилично. Три километра от железнодорожной станции Давыдовка. Так что вещи отправим машиной, а сами - на паровоз, с комфортом, через Бобров, Лиски и потом - в сторону Воронежа, до Давыдовки. Чему ты так рада?
– Так там же речки нет! А тут это проклятие - под окном. И ты ещё спрашиваешь! Я отойти из дома в магазин не могу без страха.
Иван вспомнил, с какой радостью они въезжали в этот дом, стоящий на краю обрыва к речке Таловой. Рядом не было других домов, вокруг росли заросли белолиственных маслин, по другую сторону реки открывался вид на поля с лесополосой. Летом можно спуститься вниз, на песчаный бережок, к мостику со ступеньками в воду. Взрослые тогда ещё не думали, какая опасность таится в этом идиллическом местечке .
Весна пятьдесят третьего принесла семейству следующие одно за другим потрясения. Ранним мартовским утром по громкоговорителю, висевшему в кухне над столом, объявили о неожиданной болезни вождя. Люди ходили опечаленные, лишь дети не прекращали шумные игры, и Паша покрикивала на них:
– Тише! Вы не слышали, что по радио объявили?
– Что мама, что?
– вопрошал Борька.
– Товарищ Сталин тяжело заболел!
На что Борька, не проникшись этим фактом, спросил:
– Можно я погуляю?
– Можно, можно...
– рассеянно ответила Паша, тревожно посматривая на чернеющий круг громкоговорителя. Она ждала нового сообщения.
Не прошло и часа, как раздались какие-то крики под окном. Накинув пальто, она выскочила на улицу. На реке был ледоход, и льдины, кружась и поворачиваясь при ударах друг о друга, стремились вниз по течению. Внизу, возле берега, она увидела двух мальчишек, пытающихся кого-то вытащить из воды. В этом месте берег был глинистый, и попавший в воду, пытаясь выбраться, вновь спускался по скользкому откосу вниз: если его зацепит льдина, то может произойти непоправимое...