Иван особенно любил младшенькую, потакал всем её капризам, носил на ру­ках и называл не иначе как «Олюшка». И хоть она болела не больше, чем другие дети, - то корь, то золотуха, - мать считала её состояние болезненным и усматри­вала в этом последствия собственной травмы, которая случилась с ней во время беременности.

Иван работал в правлении, которое было недалеко от их дома, но основное время он проводил на полях, куда уезжал на газике, выделенном главному агро­ному. О верховой езде Марчуков стал постепенно забывать.

Второе несчастье с сыном приключилось на второй год жизни в Давыдовке, когда он был на работе и стоны и стенанья Паши не слышал, зато вечером в пол­ной мере его грудь оросилась её слезами.

Как-то летним днём Санька носился с мальчишками по окрестностям и прибе­жал на обед с покарябанными, напухшими губами. «Что, подрался?» - спросила Паша. «Нет, ударился» - коротко ответил сын. И лишь когда он стал подносить ко рту ложку, мать увидела на месте двух ровных передних резцов прореху:

– Ну-ка, открой рот! Боже!
– закричала Паша.
– Где твои зубы? Что ты с ними сделал?

На месте передних зубов, пришедших на смену молочным, зияла дыра треу­гольником, широким основанием вниз. Причитая, Паша рассматривала то, что осталось от её гордости, и утешить её было невозможно.

Всё оказалось просто: ребята подтолкнули старую ржавеющую сеялку, стояв­шую на верху откоса, и оседлали её . Славно неслась ржавая конструкция под горку, и все смеялись, пока она не стукнулась о дерево, и кто-то слетел вниз ку­барем, а Санька, крепко державшийся за металлический поручень, о него же уда­рился зубами.

– Теперь будут тебя дразнить «карзубым»!
– говорила Паша.

У старшего сына начались выпускные экзамены в школе, и тут Санька забо­лел корью. Паша изолировала его в одной комнате, Иван, не болевший корью в детстве, ночевал на работе. Но, как Паша ни старалась, на последнем экзамене, по немецкому, Борьке сделалось плохо. Он еле добрался до дома с другом на ве­лосипеде и свалился в бессознательном состоянии. Болел тяжело, и Паша ночами молила Бога, вспоминала, как везла сына из Казахстана, как радовалась, что об­рела его вновь .

Она извелась, пока через несколько дней Боря не посмотрел на неё ясными глазами и попросил есть. Паша считала, что произошло чудо, что её молитвы были услышаны наверху.

Если ещё неделю назад она думала, какую медаль получит её сын - золотую или серебряную, то после его выздоровления ей было всё равно. Тем более что на школу пришли разнарядки только на две медали, и золотую получил племянник директора школы. У сына среди пятёрок каким-то непостижимым образом за­тесались две четвёрки (хотя в текущем году он был круглым отличником), и за успехи в учёбе ему вручили двухтомник стихов Николая Тихонова.

Когда сын окончательно выздоровел, он удивил Пашу, протянув ей вырезку из газеты с объявлением о наборе абитуриентов в Николаевский кораблестроитель­ный институт.

За этот год он подрос, уже был не мальчик, а юноша. На худом лице выделялся нос с веснушками. Зачёсанные назад светлые волосы он всё время поправлял, и в его глазах, похожих на Ванины, уже успела появиться совсем не мальчишеская грусть.

Паша чувствовала: что-то не так! Он мог выбрать себе институт поближе, в Воронеже, но здесь было явное стремление уехать подальше. Конечно, ещё в Та­ловой он строил кораблики из коры с парусами, пускал в воду и бежал вслед, пока кораблик не прибивало к повороту реки. Начинал с маленьких, потом строил по­больше ... Да и книг о путешествиях по океанам у него было много, он зачитывал­ся ими. Но сердце женщины подсказывало: его задумчивость и молчаливость связаны с другим.

К нему часто приходила Светлана, вместе с его другом Толиком, и всюду их можно было видеть втроём. Но вот после выпускных экзаменов Светлана пропа­ла, а на её вопрос, куда Светлана будет поступать, сын раздражённо ответил: «А не всё ли равно, мама?»

Было в этой девочке что-то светлое, лёгкое, в её глазах и милом личике кры­лось непритворное удивление всему, что её волновало, она, видимо легко со все­ми сходилась, легко дарила дружбу двум друзьям, танцевала с ними, развлека­лась . А потом неожиданно вышла замуж и исчезла с горизонта. Приехал лётчик и забрал нашу Свету, ставшую привычной спутницей сына. «Первая рана на серд­це!
– думала Паша.
– Но не последняя.»

Они с Иваном не стали отговаривать от выбранного института.

– Ты теперь мужчина, с аттестатом зрелости и хорошими знаниями! Дерзай!
– сказал ему отец, а мать потихоньку стала собирать сына в дорогу. Она решила ехать с ним, чтобы всё увидеть своими глазами.

Тут неожиданно явился брат Володя: вальяжный, в добротном костюме - но­воиспечённый председатель колхоза - тридцатитысячник, вылез из газика перед домом. Как всегда, с подарками, с водкой. Борьке привёз серые брюки-клёш, се­стре - платье.