Макс, с тех пор как Мондейл превратился в Роуза, перебрался в Даллас. С ним приехал Крок и охрана. За прошедшие несколько месяцев Роуз-Мондейл перевел на счет Макса значительные суммы, которые исчислялись миллионами. Он не помышлял уже о побеге: подсыпав в кофе Роуза яд, Альберт полностью подчинился силе Макса и стал его послушным орудием. Единственно, он без ведома Макса перевел в Швейцарский банк миллион долларов на предъявителя, закодировав сумму одному ему известным шифром.

— Надеюсь, что для тебя не был неожиданным звонок Тропа? Ведь ты видел его раньше у Роуза и у тебя есть подробная характеристика и биография на него? — успокоил его Макс.

Мондейл получил в свое время такие характеристики на всех более или менее значительных знакомых Роуза.

— Да, я знаю Тропа, он приезжал пару раз к Роузу. Я с ним разговаривал, но учтите, что он очень наблюдательный, к тому же профессионал.

— Я знаю это, но его нельзя убрать. Чересчур много трупов вокруг твоего имени. Тем более, что скоро исчезнет Рой — у Роуза не должно быть наследников. Придется тебе выдержать эту встречу Я думаю, что ты настолько вошел в шкуру Роуза, что и сам, наверное, не знаешь, кто ты. С богом, Роуз. Если в разговоре чего-то не поймешь, заранее сошлись на нездоровье.

Комиссар явился точно вовремя. Он был одет в костюм, в котором были элементы полицейского мундира и фермерского костюма. Высокий воротник рубахи подпирал шею Тропа под подбородок, из воротника торчала круглая массивная голова с коротко остриженными серебряными волосами, глаза были светлыми, нижняя челюсть твердая, свидетельствующая о характере. Фигура массивная и широкая.

Роджер, принимая от Тропа плащ, робел перед ним. Роуз и Троп обнялись.

— Ну, какие новости на коровьем фронте?

— Цены на скот растут, — солидно ответил Троп.

— Так ты и меня догонишь, Эдвард, со временем.

— Мне это ни к чему. Моя деятельность доставляет мне удовлетворение, а твоя тебя загонит в гроб. Кстати, Грэг, отчего бы тебе не жениться? После смерти Марты прошло девять лет.

— Мне? — рассмеялся Роуз, — мне только жениться. У меня под ногами земля горит. Знаешь, Эдвард, сколько я потерял от последнего переворота в одной маленькой стране? Ты, наверное, и не обратил внимания на сообщение об этом? А у меня, говоря твоим фермерским языком, — корова слизнула два миллиарда. Давай, я тебе лучше покажу свои новые приобретения.

Троп заходил в галерею Роуза без большого желания, но боясь обидеть его, терпеливо выслушивал хвастливые объяснения по поводу того или иного приобретения.

Сейчас Грэг рассказывал о женском портрете Модильяни.

— Знаешь, Эдвард, этот портрет Модильяни нарисовал, чтоб расплатиться за обеды, и хозяин не хотел его брать. А я заплатил за него двести тысяч!

— Я бы не дал и десяти долларов! — отпарировал Троп, — у этой дамы глаза сошлись на переносице, а нос растет изо лба. Я бы так тоже нарисовал.

— Ох-ха-ха, — зашелся смехом Роуз, — ну, ты просто молодчина! Я завтра пришлю тебе кисти и краски. Представляешь, в моей галерее будет рядом с Ван Гогом и Модильяни — Троп!

Троп не обижался, он привык к этому.

— Где твой ценитель искусства — Мондейл? — спросил Троп, — и он, помню, прошлый раз все старался убедить меня тоже начать собирать полотна.

— А ты разве не знаешь? Газеты писали. Он умер от инфаркта. Троп взглянул на Роуза с удивлением:

— … От инфаркта? Он производил впечатление здорового человека.

— Да, как ни прискорбно, но это факт. У меня в кабинете.

— Не везет тебе на секретарей, — заключил Троп, повторяя за многими другими эту фразу.

— Грэг, — сказал он, переходя на другую тему, — газеты пишут, что ты сейчас один из ведущих фабрикантов оружия. Тебя прямо называют «фабрикантом смерти».

— Ну, это «левые», Эдвард. Я всегда стоял им поперек горла, не знаю уж почему. Я даю работу сотням тысяч рабочих, а они же меня склоняют на все лады. Да если я перестану производить самолеты и ракеты, так они станут безработными.

— Почему бы тебе их не занять чем-то другим?

— Какая разница, оружие все равно будут производить. Люди не смогут прожить без войны.

— Грэг, ты помнишь войну? Ты помнишь, о чем мы говорили в Берлине? А клятву нашего детства? — и произнеся это, Эдвард Троп согнул указательный палец правой руки и высоко поднял его.

Роуз какое-то мгновение непонимающе смотрел на него, потом ответил таким же знаком, обнял Тропа за плечи и повел из залы.

— Пойдем, Эдвард, выпьем чего-нибудь, у меня сегодня какая-то каша в голове. Представляешь, на совещании забыл как зовут нашего губернатора Прайса. Хотел в выступлении сослаться на его заявление и не мог вспомнить, как его там… — и Роуз рассмеялся. — Я помню войну, Эдвард, — продолжал Роуз, — но не нам остановить гонку вооружений. Это политика, а я бизнесмен. Пусть за это отвечает правительство.