Ночная Всадница
Шрифт:
* * *
Гарри появился в Большом зале около трех часов ночи. Одного взгляда на него Гермионе было достаточно для того, чтобы понять — он мертвецки пьян. Рона не было видно. Гермиона издали следила за Гарри, боясь, что он устроит разборку прямо тут и могут начаться проблемы. Но опасалась она, в сущности, зря — Гарри был в том состоянии, в котором его словам никто бы не поверил, даже если бы он стал говорить куда менее невероятные вещи. Впрочем, он почти ничего и не говорил.
Джинни с отвращением отошла, когда он попытался приблизиться, и упорхнула в сад под руку с Терри Бутом. А около пяти часов и Гермиона с Генри тихонько затерялись в опустевшем, с отбытием основной массы учеников, замке. Девушка встретила рассвет в объятиях возлюбленного.
В девичьи спальни Гриффиндора она вернулась только к десяти утра — переодеться в дорогу и собрать багаж. Но последнее уже любезно сделали за нее школьные эльфы. Комната без вещей смотрелась сиротливо и грустно. Так пусто и печально.
К ней заглянула Джинни, она была бодра и весела. Никаких тревожных вестей от школьного начальства не поступило. Впрочем, Гарри с Роном не было в башне. Хотя теперь это было уже неважно.
Они ни о чем толком не поговорили — в комнате собиралась Парвати, в гостиной — последние однокурсники прощались с замком, который был их домом в течение семи лет. Подруги тоже задержались там — а потом медленно отправились к воротам школы.
Утро за высокими окнами было сырое и дождливое, погода с ночи сильно испортилась, на небе собрались серые тучи. Они с Джинни шли молча, то и дело их обгоняли шумные группки и отдельные студенты. У подножия Мраморной лестницы девушки попрощались с Филчем и в последний раз увидели Миссис Норрис.
Гермиона шла, словно в полусне.
Так странно. Так странно было осознавать, что она в последний раз сидела на той кровати с четырьмя столбиками, что ей не суждено уже пройти по этой лестнице, оказаться в своей спальне. Что эта спальня ей больше не принадлежит…
Когда они с Джинни выходили из гостиной Гриффиндора, камин тлел. Комнату убрали за ночь, впрочем, как всегда. Вот уже ничего не напоминало о том, что с ней вчера прощался очередной выпускной курс Гриффиндора. Прощался навсегда.
Гермиона отстала от подруги и заглянула ненадолго в Большой зал, прошлась рукой по длинным лавкам и столешницам. Сколько всего было здесь. Сколько пережито и забыто, пережито и запомнено навсегда.
За высокими окнами светило неуверенное, как-то по–осеннему прохладное солнце. Девушка вздохнула. И направилась к выходу.
Пустые коридоры, залитые утренним светом, высокие окна, дремлющие картины и поскрипывающие доспехи. Глаза защипало, и в груди стало очень тесно. На–все–гда…
* * *
Она стояла возле вереницы карет, среди снующих старшекурсников, которые прощались, плакали; кто-то просто говорил… Она стояла у карет, положив ладонь на холку мерно дышащего фестрала. Первого сентября они не показались ей такими красивыми и величественными. Наверно, ей было о чем подумать, кроме них.
Бока демона вздымались мерно, он немного покачивал головой им в такт. Вольный демон смерти… По преданию, одному из тысячи, когда-то эти твари были впряжены в колесницу Танатоса. А потом разлетелись на волю… Вольный демон. Свободный, необузданный…. Свобода. Сейчас ты увезешь меня на свободу. Туда, навстречу дрожащей дымке тумана. На станцию… Поезд, дорога, слезы на щеках, платформа 9 и 3/4. Гермиона хотела проделать этот путь в последний раз.
— Прощай, — тихо сказала девушка алеющему в утренних лучах замку. Его пустым и таким родным окнам, окрестностям, старым, верным стенам. — Прощай.
Гермиона села в карету и облокотилась на спинку. Закрыла глаза. И вскоре демоны Танатоса увлекли ее навстречу свободе…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ: Белый монах
«…Волна страшных преступлений смахнула дремоту с мирного лесного поселения. Чем объясняются страшные и невероятные события в карельской деревеньке Васильковка и ее окрестностях? Какие ужасы жизни на отшибе цивилизации привели население к подобному? Чем монахи Святониколаевской мужской обители прогневили Господа Бога настолько, что он закрыл свои всепрощающие очи и молнию за молнией метает в несчастных, скованных смертельным ужасом? Как говорил герой знаменитого романа: «человек смертен — но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен [65] …» — справедливость этих слов сполна оценили на горьком опыте монахи Святониколаевского прихода и жители села Васильковка…»
Из статьи Алисы Пригаровой «Ужас бродит по тайге», Газета «События» от 13 июня текущего года.65
Слова Воланда из романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита».
Глава I: Ужас бродит по тайге
В глубине северо–западных лесов России, где-то между Ладожским и Онежским озёрами, в двух днях езды от Петрозаводска, притаилась в тайге уединенная деревенька Васильковка. Маленькое поселение лесорубов, где в пятнадцати домишках прозябают вдали от цивилизации забытые миром васильковцы, едва ли примечательно близостью маленького старого монастыря Святого Николая. Там доживают свой век семидесятипятилетний настоятель отец Феофан да двадцать два разновозрастных монаха, утаившихся в этом богом забытом уголке от мирских неприятностей и тревог.
Здесь, в перекошенной бревенчатой избе, славном жилище семьи Петушиных, в поздний ночной час светится одинокое окошко. Спят хозяева Дарья Филипповна и Тихон Федорович, спит их бойкий и любопытный сынок Гришка, но в небольшой комнатке, увешанной образ`aми, всё не потухает слабая настольная лампа.
В тускло освещенном помещении сидит, низко склонившись над столом, усталая, но довольно молодая женщина — недавняя жиличка семьи Петушиных. Ее густые каштановые волосы, заплетенные в две тяжелые косы, лежат на спине, а непослушная выбившаяся прядь всё время спадает на глаза, мешая сосредоточиться. Женщина старательно что-то пишет в широкой общей тетради, то и дело останавливаясь и устало сжимая пальцами виски.