Женщина подскочила на постели. Залитая лунным светом спальня, мерное посапывание Генриетты в колыбели, свежий цветастый пододеяльник… Она сжала левую руку — чужое, купленное только ради мистера и миссис Грэйнджер кольцо блестело в лунном свете. Гермиона легко сняла его.

А того, другого, здесь не было, и быть не могло. Их обручальными кольцами ее муж соединился с иной, вечной невестой — Смертью. И новобрачная полновластно увела его в свой чертог. Навсегда.

Ничего нельзя сделать. Некому мстить. И некуда идти, и бесполезно кричать.

Гермиона запустила руки в волосы и сжала голову.

Нужно просто терпеть. Нужно вынести и забыть. Просто забыть.

Но как можно забыть то, что неизменно возвращается по ночам, проникает вместе с лунным светом в ее сны, отравляя ядом воспоминаний и без того измученное сердце?..

Почти каждую ночь.

Это была невообразимая авантюра. В самолете Гермиона раз за разом пыталась понять, каким образом вообще повелась на такое безобразие.

Во всем виноват Робби. Неделю назад он явился к ней с диким предложением слетать в четырехдневный круиз на Сейшелы, и Гермиона, разумеется, сразу же высмеяла эту дикую идею. Но против нее неожиданно ополчились все.

Мистер и миссис Грэйнджер, Томпсоны, многочисленные знакомые и друзья Робби, а напоследок даже Джинни Уизли, которой загнанная в угол ведьма отправила сову на третий день всеобщего наступления. В итоге Гермиона сдала позиции настолько, что клятвенно обещала названой матери не трансгрессировать домой без веской причины, ограничиваясь сотовой связью, и отдохнуть как следует.

Аэропорт на Маэ [75] оказался очень шумным. Гермиона курила в дьюти–фри, ожидая, пока Робби заберет их багаж, и упорно думала о Генриетте. Как она там сама? Смешно, конечно, они улетели всего несколько часов назад, а она уходила из дома и на более длительное время; как бы далеко от Лондона Гермиона не находилась, трансгрессировать к дочери она могла в любую минуту; Генриетта уже активно питалась дополнительными продуктами и вовсе не нуждалась каждый день в ее молоке… Но психологически молодая мать почему-то чувствовала себя виноватой. Это было глупо, но это было фактом.

— Мадам желает заказать что-то? — услужливо спросил на отличном английском молодой официант в форменном костюме. — Еще кофе?

— Благодарю вас, нет, — покачала головой Гермиона. — Выдача багажа всегда так задерживается? — спросила она, чтобы что-то спросить.

— Довольно часто, мадам. К сожалению. Может быть, вам принести меню?

— Нет–нет, вот, кажется, и мой спутник.

Робби показался из огромной арки с тележкой, нагруженной чемоданами, и замахал свободной рукой. Гермиона вынула из кармана подготовленную банкноту, вручила ее расцветшему на глазах официанту и поспешила навстречу приятелю.

— Ну и жара! — воскликнул Робби. — Нам нужно поспешить: вертолет на Дерош [76] только один, не хочется торчать тут почти час, ожидая, пока он возвратится. Пойдем.

— Пойдем, — обреченно кивнула молодая ведьма.

— Гермиона, ты — невозможный человек! Оглянись кругом: красота, лето, солнце, океан! Чем ты недовольна?

Женщина бросила быстрый взгляд назад: прохладная дьюти–фри ничем не отличалась от своей лондонской вариации, высокие окна прикрывали жалюзи, а от перелета у нее заложило уши и побаливала голова.

— Ты что, не выходила на террасу? — подозрительно спросил Робби.

Гермиона неопределенно пожала плечами.

— Просто безобразие! Пошли, лягушка–путешественница, а то пропустим вертолет. Поругаю тебя потом.

Несмотря на весь свой скептицизм, оказавшись на улице, Гермиона позабыла уныние. Остров утопал в зелени огромных кокосовых пальм, с высокой террасы открывался потрясающий вид на Викторию — окруженная плантациями коричного дерева, столица Сейшелов пестрила яркими, насыщенными цветами: огромные отели и крошечные, едва различимые бунгало, пятна бассейнов разнообразной формы и витиеватые переплетения улиц радовали глаз. Многочисленные заполненные пляжи и уединенные бухточки изрезали береговую линию, а свежий океанский воздух быстро выветрил даже память о головной боли.

Им удалось оккупировать вертолет первыми, и на Дерош Гермиона попала к обеду, вместе с Робби и немногословным канадцем–дайвером, который путешествовал в одиночестве и почти всю дорогу молчал.

За полчаса перелета плохое настроение Гермионы испарилось окончательно. Из вертолета открывался совершенно невообразимый вид на многочисленные гранитные острова. Сочетание белоснежного с розоватым отливом песка, нагромождений серых скал, зелени ажурных пальмовых листьев и голубизны чистейшего океана создавало странное впечатление жемчужин суши в белом ожерелье прибоя. Нетронутые человеком атоллы и первобытные воды островов, пятна цивилизации в виде шикарных отельных комплексов, бескрайняя зелень и умопомрачительная синева океана заставляли чувствовать, будто оказался в совершенно ином и удивительном мире, в тысячах миль отовсюду.