Гермиона опустила глаза.

— Кадмина, я не намерен делать вид, будто сожалею по этому поводу, — через несколько минут заговорил Темный Лорд. — Нарцисса нашла замечательное решение сложного вопроса и семью подобрала очень удачно.

— Если бы ты лгал мне, я хотя бы могла обвинять тебя в лицемерии, — горько сказала Гермиона.

— Ты всё еще можешь считать меня жестоким.

— Но ведь это не жестокость, — мрачно возразила она. — Хладнокровие, расчетливость, осознанный эгоизм.

— Понимаю: с людьми, трезво взирающими на реальность, сложно, Кадмина, — задумчиво сказал Волдеморт. — Таких очень мало. Почти всегда можно апеллировать к тщеславию или совести. Самые тупиковые случаи — когда нельзя манипулировать даже через выгоду. Тогда остается только созерцать. И восхищаться. Эстетическое удовольствие. Когда чего-то не можешь побороть — наслаждайся его достоинствами.

— Это самореклама? — усмехнулась молодая женщина.

— Это жизненная позиция.

— А если то, что ты не можешь побороть, — не имеет достоинств?

— Тогда ты или плохо борешься, или просто не умеешь понять. Всё великое — достойно восхищения, всё не великое можно легко побороть.

— Великие люди — великие жертвы? — грустно усмехнулась ведьма. — И много мелких, которые просто не замечаешь?

— И великие заслуги, Кадмина. Об этом не забывай.

— Я не забываю. Просто иногда частности бьют по глазам.

— А ты просто не прячься от них. Ты это очень любишь.

— Не быть мне великой? — иронично спросила Гермиона.

— Ну почему же? У великих людей есть и свои великие же, соответственно, слабости. Всё в равновесии.

— Мне иногда кажется, что я потеряла это равновесие когда-то очень давно и с тех пор стою на голове, не понимая, почему все ведут себя странно и почему мне так неуютно самой.

— Тебе стало неуютно не поэтому, Кадмина. И ты начала задумываться об этом не оттого.

— Но ведь уже начала.

— Ты слишком деятельная натура для того образа жизни, который избрала.

— Я ращу ребенка. Этого мало?

— Мало. Ребенок растет и сам. А тебе нужно жить дальше. Не в мире магглов.

— Мы уже говорили об этом. Я хочу побыть одна. Отдохнуть.

— Ты не отдыхаешь.

— Я сейчас, между прочим, с Сейшельских островов! — обиделась Гермиона.

— Ты не отдыхаешь, Кадмина. Все твои потуги расслабиться на курорте вылились в глубокий кошмарный сон, переполненный последними страхами. Кстати, если не хочешь пополнить список проблем, тебе лучше поспешить к своему магглу.

— О, Робби! — подскочила Гермиона. — Он уже, наверное, на уши поставил весь отель! Я побежала. Етта, дорогая, иди к мамочке.

— Не трансгрессируй с ребенком. Это опасно и незаконно.

— Ваша Светлость, вы становитесь невыносимы! — расхохоталась ведьма. — Пожалуйся на меня в Отдел магического транспорта! — Она помахала Темному Лорду маленькой рукой дочери. — Я ее контролирую, ничего не случится. Попрощайся с bon-pap'a, Генриетта. А где наш Тото?

Направляя палочку на свалившегося под стол плюшевого кролика, Гермиона не заметила, как вздрогнул Волдеморт от ее последних слов, и как на его устах появилась странная улыбка после того, как маг понял, к чему они относились.

* * *

Робби Томпсон был возмущен. За тот не очень большой отрезок времени, когда он уже возвратился с мороженым и коктейлями, и до того, как Гермиона «нашлась», парень успел оббегать чуть ли не весь остров.

— Честное слово, я телепортировалась в Лондон, — веселилась Гермиона, с аппетитом поедая остывшую рыбу, — и потом еще в Румынию.

— Побудь серьезной хоть немного, Гермиона! Я успел тут придумать невесть что!

— Морские пираты?

— Ты специально это устроила, да?

— Ну, Робби, перестань злиться. Мне нужно было отлучиться. Действительно нужно.

— В Лондон? — саркастично прищурился он.

— И в Румынию, — кивнула ведьма.

— О боги!

* * *

В этот день им так и не удалось поплавать с аквалангами, а Робби сердился на нее за «утреннее представление» всю дорогу домой. Он был твердо убежден, что это — глупая шутка Гермионы. Оказавшаяся неудачной, и потому она ее и не признает.

Ввиду локальной конфронтации отъезд с острова не был болезненным. Впрочем, после ночного кошмара с Офелией–Нарциссой, Гермиона думала только о том, как бы поскорее возвратиться к своему ребенку. Она дважды трансгрессировала домой — из аэропорта и из самолета, причем в последний с трудом смогла возвратиться.