Хотелось бы сделать короткое отступление. На волне июньских событий выплыл Карл Сяре. Он прибыл в Эстонию в середине 1939 года, выдавая себя за уполномоченного Коминтерна и представителя Заграничного бюро Центрального Комитета Коммунистической партии Эстонии. Сяре считал новый курс партии ошибочным, а силы пролетариата недостаточными для свержения фашизма. Лозунгу борьбы за диктатуру пролетариата он противопоставлял лозунг «демократии». С партийным центром, избранным весной 1938 года политзаключенными, у Сяре вышел конфликт в связи с принятым нелегальной конференцией КПЭ, состоявшейся в Таллине в ночь на 1 апреля 1940 года, курсом на свержение фашистского режима и установление диктатуры пролетариата. Бывшие политзаключенные относились к нему настороженно, поскольку уже тогда ходили слухи, что Сяре добивался приема у президента Пятса и, будучи принятым, вел с ним продолжительную беседу, в ходе которой дал обещание в какой-то мере сотрудничать с ним. Естественно, что уже сам визит к Пятсу, без ведома партийной организации, вызывал, мягко говоря, недоумение, посеяв недоверие к Сяре. Вскоре он был выслан из Таллина в Кярдла на острове Хийумаа, откуда с разрешения президента переехал на юг Эстонии.

Во время спора с Сяре о линии партии в назревавших событиях Хендрик Аллик, возглавлявший тогда подпольный партийный центр, сказал ему: мол, это еще вопрос, кого ты вообще представляешь и что ты за человек. Этого было достаточно, чтобы у Сяре возникло предубеждение относительно всех бывших политзаключенных, и он по возможности изолировался от нас.

Вследствие плохой связи в то время невозможно было проконсультироваться с Коминтерном, авторитетом которого прикрывался Сяре. Но в дальнейшем это все же было сделано. Когда делегация молодой Эстонской ССР в августе 1940 года поехала в Советский Союз с ходатайством о принятии Эстонской ССР в его состав, Пауль Кээрдо, как он сам об этом рассказывал, взял с собой материалы, характеризовавшие существо нового курса КП Эстонии. В Коминтерне этот курс был признан политически совершенно правильным. При этом было замечено, что он свидетельствует о широком политическом кругозоре и высоком теоретическом уровне руководителей КПЭ.

Небольшой эпизод, который характеризует Карла Сяре. Когда я на следующий день после переворота случайно встретил его в Рабочем доме и сообщил о том, как происходил захват радиостанции, к моему удивлению, он недовольно перебил меня словами:

— О каком захвате вы говорите, никакого захвата не было, все происходило в рамках законности! — И отошел.

Разумеется, такое объяснение меня не удовлетворило, поскольку оно означало совершенно новое толкование революционных событий. Когда я передал свой короткий разговор с Сяре Лауристину, он тоже был удивлен, но события развивались стремительно, долго задерживаться на этом инциденте не было времени. Так он и забылся.

Теперь, оглядываясь назад, я думаю, что слова Сяре были порождены не случайным настроением. Уже тогда он оценивал июньское выступление, его революционный характер совершенно неверно. Об этом, между прочим, свидетельствует хотя бы и то, что легализация Коммунистической партии Эстонии произошла несколько позднее, чем это было возможно, — 4 июля 1940 года.

Сяре удалось занять руководящее положение в ЦК КП Эстонии. Аллику он не простил его принципиальности и сделал все, чтобы оттеснить его от партийной работы. В период Великой Отечественной войны Сяре показал свое подлинное лицо, став изменником Родины.

Восстановление власти Советов в Эстонии в 1940 году означало переход командных высот в народном хозяйстве в руки государства. Как читатель уже знает, на первой сессии Государственной думы, преобразованной в Верховный Совет ЭССР, был принят закон о национализации промышленности, а также крупных и средних предприятий других отраслей народного хозяйства. Это были преимущественно частные предприятия, принадлежавшие акционерному капиталу или отдельным капиталистам. Сектор государственного капитализма был сравнительно невелик, в него входили в основном железные дороги, несколько крупных предприятий, как-то: Кехраский целлюлозный комбинат, ряд машиностроительных заводов, которые вследствие больших убытков и недогрузки мощностей не представляли интереса для частного капитала. [32]

Требовалось не только провести национализацию командных высот капиталистической экономики, но необходимо было наладить и работу на новых условиях, на новых плановых началах по социалистическим формам ведения народного хозяйства.

В августе 1940 года я был назначен народным комиссаром легкой промышленности в первом составе Совета Народных Комиссаров, который возглавил Иоханнес Лауристин.

В лице Иоханнеса Лауристина Совнарком имел прекрасного председателя, пользовавшегося полным доверием партийного актива. Он умело организовал работу Совнаркома, в решении наиболее грудных и ответственных проблем опирался на помощь коллектива.