– Царевна...
– горько выдохнул Тамерлан, особо глубоко чувствуя свою вину.

– Аден!
– воскликнул Вальдар.
– Отпусти же ее, Шимрон! Ведь ты не трус! Она ни в чем не виновата!

– А вам, дражайший любовник, слова не давали!
– гневно зашипело эхо, и мужчина в плаще появился рядом с троном. Он небрежно взял в руку прядку золотистых волос девушки.
– Как видите, полковник, ни мне, ни вам она не достанется! Ха-ха!

Адеинен Акиллер продолжала плакать, закрыв глаза. Она как будто знала, что ждет сейчас двоих смельчаков.

– Какая же это была глупость!..
– вдруг бросил Шимрон.
– Глупость! Если не сказать дурость! Как мог возомнить ты, который всю свою жизнь лишь подчинялся и выполнял приказы повелителя, ты, тот который целью своей жизни считал покорность и слепое повиновение, как мог ты возомнить себя бунтовщиком? Бунтовщиком, генерал! Неужели ты думал, что можешь восстать против всей Тьмы?

– Не я восстал, - ответил Тамерлан.
– Мы восстали. Не у одного тебя, Шимрон, свои покровители.

– Ты говоришь о Свете, так?
– тихо переспросил Шимрон.
– О начале, от которого ныне уклонилось Равновесие? Ну, тогда погляди, чего стоит твой Свет!

Возле трона мгновенно засветилась яркая проекция происходящего у городских стен. Большая белая сфера показала множество сражающихся овермунцев, чьи ряды, хоть и были изрядно истощены, все же не потеряли строй. Множество страшных монстров, покрытых прочнейшей броней и вооруженных нереальным оружием, упрямо проникали в город, топтали своими грубыми лапами трупы убитых. Повсюду полыхал огонь: это убитые темные горели, разлагаясь.

Под высоким летним солнцем кружили вражеские солдаты на своих черных крыльях. Они, касаясь земли, поднимали вверх белых воинов и сбрасывали на стены. То, что творилось под стенами, просто не поддавалось описанию. Это были сплошные поединки, горящие груды трупов и подхваченный сильным ветром пепел, отчего все пространство вокруг почернело. Расстановка сил была на стороне темных: их было по трое на каждого овермунца. Многие из осажденных остались без маахо, и многие маахо сражались в одиночку, ревностно оберегая тела своих погибших хозяев. Изредка взлетали в небеса вооруженные луками крылатые воины из спецотряда. Они едва успевали обезвреживать налетающих на них чудовищ.

Это было страшное побоище, в котором кровь, смешанная с пламенем, текла огненной рекой.

– Теперь видишь, какова цена вашего восстания?
– восторжествовал Шимрон.
– Эта же цена всему вашему Свету!

Подумать только! Тебе и твоим воинам уже больше трехсот-четырехсот лет, а вы все еще ведете себя, как наглые и самонадеянные юнцы! Свет! О, Тьма, откуда у них столько наивности? Благородство! Почему те, кто видел настоящие побоища и предательства, все еще верят в такое незыблемое существо, как благородство? Патриотизм! Да вспомнят ли вас имперцы через сто, через триста лет? Нет! Даю слово, они забудут обо всем, свидетелями чего являемся мы с вами! Овермун! Тьма, ты думаешь, кто-нибудь вспомнит подлунную империю, когда наш мир изменится?.. Кто поверит в это ваше благородство, в этот ваш патриотизм, в этот ваш... Свет! О, уверяю: никто! Никто, ты слышишь меня, генерал? Ради кого все эти смерти? Ради людишек, которые будут плевать в лицо тем, кто скажет хоть слово о вас? Тьма работает достаточно хорошо, чтобы никто больше не верил в вас, чтобы ваше имя попрали и забыли! Люди не будут помнить ваших жертв!

– Это мы еще посмотрим!
– сказал Тамерлан, бросившись в атаку.

В тот же миг полог невидимости был снят. Вальдар и Тамерлан увидели столпившихся в зале чудовищ, готовых ринуться в бой по первому приказу. И теперь оба овермунца оказались в той самой западне, о которой предупреждала Велитта. Тот самый отпор был воплощен в этих леденящих душу существах. И стоило повелителю темных чуть кивнуть, как почти неприступная лавина ринулась на генерала и полковника Белой Армии.

Закипел бой. Идеально чистый зал в момент покрылся пылью и пеплом. Затрещали стекла и потрескались ониксовые плиты. Страшный гул и рев поднялся в золотистых стенах. Послышались тяжелые удары, осыпающие овермунцев со всех сторон. А наместник империи стоял возле трона, задумчиво глядя, как всего лишь двое воинов отражают атаки десятков нападающих. Как странно было ему видеть этих двоих. Не было страха в их скрытых капюшонами глазах, не было больше печали и грусти об убитых товарищах, о плененной, и уже негласно приговоренной к смерти последней из рода Акиллеров. Да, единственная наследница была в жестоких руках убийцы, и ничто, казалось, больше не могло ей помочь.

Между тем войска у стен столицы становилось все меньше и меньше. Окруженным и отчаянным овермунцам не было дела до предложенного их командирами отступления. Да, именно "предложенного"! Ведь никто не собирался подчиниться такому приказу. Все "белые" верили своему генералу, который, они знали, сейчас сражается за честь их армии и за честь всей империи. Все они помнили его обращение и не намеревались уйти из-под стен Калиатры, не прихватив с собой "вечность". Ведь таков их долг и инстинкт!

– Эрединк, как думаешь, мы победим?
– воскликнул Малькион Д`Хог Вэрра, один из последних выживших. Он стоял прямо на горящем трупе только что убитого врага. Его белая форма обагрилась от его же собственной крови - это несколько минут назад он получил серьезное ранение в плечо.

– Ну, конечно!
– смеясь, воскликнул Эрединк Аррэ-Тур.
– И если не в этой жизни, так в следующей уж точно!

Его громкий смех подхватил и Малькион, и та ничтожная часть их отряда. Темные военачальники яростно заревели, увидев неизгладимый энтузиазм на лицах врагов. Они, оставшаяся десятка самых отборных солдат, с новой силой бросилась на непрерывно смеющихся овермунцев. О, как их злило, что они не сломали дух противника! И именно эта ярость была для остатка Войска Потустороннего почти фатальной.