Шрифт:
– Да что ты можешь знать о моей любви к людям?
– ответила воительница, насупившись.
– Бездушную тряпку? Думаешь, я не видела тех, в ком свет исчерпан? Да их же сотни, Шимрон, погляди вокруг! И что же? Я защищала их до последней капли крови, я скорбела о каждом утраченном, я любила даже тех, кто презирал меня! Любила... Я и тебя любила, сын плотника, даже тогда, когда в тебе не осталось света... Даже когда ты сам стал бездушным.
Она вздохнула печально, и Шимрон опустил взгляд. Ему теперь горько было слышать ее.
– Почему?.. Почему ты меня любила?..
– прошептал он.
– Я ведь был пуст.
– Я не теряла надежды вселить в тебя часть собственного света... Но опоздала. Ты выбрал неверный путь.
– Ты лжешь мне... Ты просто лжешь, что так человеколюбива! Ты бы не оставила города, люби ты его так сильно!
– Это моя личная боль!
– воскликнула воительница.
– Я не знала, каким предателем ты окажешься, несчастный! А ты... Ты ведь убил всех, кто был мне так дорог! Сколько из них были мои друзья! И сколько из них я потеряла, пока жила все свои бесконечные жизненные годы!.. Ты говоришь, я бессмертна... Знаешь, сколько раз я готова была отдать свое бессмертие кому-нибудь из людей, сколько раз я пресыщалась годами? Я не люблю людей?! А за кого я сражалась всегда, во все свои времена? Я... я их искренне люблю, потому как они достойны этого. Шимрон, сын плотника, не я ли говорила тебе, что люди всегда нуждаются в этом? Но что я вижу теперь? Ты так и не внял моим речам.
Теперь говоришь вздор... Думаешь, что мне жалко поделиться секретом долголетия с тобой, с ними? Жалко? Да ведь бессмертие - это проклятие, а не дар свыше! Пойми, Шимрон, проклятие... Нет в нем секрета. Человек живет, пока ему есть за что жить. Жить дольше - это уже существовать в старой, никчемной оболочке... Существовать. Иначе быть не может. Так и овермунцы: живем, пока есть, ради чего. Империя - наш смысл жизни, а ее постоянно нарушающаяся безопасность - стимул быть в ней долго, очень долго... Потому как у каждого из нас есть... была цель.
Говоришь, я живу несравненно дольше их... Это правда. Но я знаю, зачем. В отличие от многих смертных, я знаю, почему здесь. Моя судьба полна того, чем не может быть наполнена судьба человека. Все, что произошло сегодня - тому доказательство. У меня была цель... Я ее утратила. Смысла существовать дольше теперь нет... Я приму смерть, я тебя не боюсь.
Наместник Акиллера стал буквально звереть от ее слов.
– Довольно же! Мне надоели твои рассуждения!
– закричал он в ярости.
– Я даю тебе последний шанс выжить. Ответь, ты будешь моей?! Да или нет?
– Нет!
То, что случилось дальше, Шимрон предвидеть не смог. Велитта вдруг махнула рукой наотмашь, и из ее ладони вырвался блестящий разряд молнии. Так как на ее глазах была повязка, воительница все еще не знала, сумела ли она попасть. Однако громкий крик противника был тому красноречивым доказательством.
Шимрон держался руками за искалеченное лицо: молния, столкнувшись с его постоянной мощной защитой, лишь оставила косой ожог во все лицо, хотя последствия могли быть и смертельными. Но в тот же миг он потерял управление над всеми энергетическими нитями в зале. Аден ощутила освобождение рукам и ногам, поднялась с трона, шатаясь на непрочных шагах.
Пока Шимрон кричал и сжимал руками лицо, Велитта безуспешно попыталась защититься от напавших на нее темных.
Царевна в то же время склонилась над мертвым телом полковника Вальдара. "Любимый, прости меня!" - прошептала она, обняв холодную шею воина. Ей больше всего на свете хотелось вновь услышать так полюбившийся голос, ощутить тепло кожи того самого, кому была отдана душой.
Тем временем чудовищам удалось схватить воительницу. Они бы разорвали ее на части, если б не повелительный возглас Шимрона:
– Нет, оставьте, я сам!
Ее оставили.
– Отойдите!
Они отошли.
– Все равно ты будешь моей когда-нибудь!
– яростно вскричал он, открыв лицо с уродливой раной.
– Умри, Велитта, смертью, достойной царя!
Угнетатель нашел новое убежище где-то в ее животе, и Велитта без сил опустилась на колени. Она ощущала, как кровь поглощается этим ужасным жалом... Ее дрожащие руки коснулись обжигающе холодной рукояти, но не имели сил изъять его. Каждое прикосновение к нему лишь приближало неминуемое.
Шимрон, теперь уже бесстрастно, глядел на единственную женщину, которую хотел по-настоящему любить. Она лежала перед ним в побелевшей форме воина, с бесчувственным лицом и закрытыми глазами. Ее мраморная кожа показалась в последний раз прекрасней обычного, оттененная темными волосами... Золотые нити ее овермунского плаща отпустили темно-синюю ткань. Флаг империи, обагренный кровью и овеянный пеплом, был поднят самим предводителем темных.
– Столько смертей...
– зашептал Шимрон как будто в лихорадке.
– Отец, брат... Горожане, овермунцы... Теперь и она! Она!!! Все они - цена моей власти... Ты слышишь, Зелиал?! Я заплатил ее!
– он воздел к видневшимся из-за разрушенного потолка небесам руки с флагом.
– Теперь Овермун мой! Мой! Мой!