Шрифт:
– А… вот оно что. Здорово. А ты Енгибарова видела когда-нибудь? Был такой мим.
Я не сразу ответила ему. И во тьме он не мог видеть моего лица.
– Ещё он был клоуном, – сказал Володя. – В Киев часто приезжал, в цирке выступал. Не видела?
– Видела… Даже знакома была.
– Ух, ты! Повезло тебе.
– Повезло…
– Жалко, что он умер.
– Жалко… Ровно год и три дня назад.
– Ты так точно помнишь?
– Как же мне не помнить? Если я его всю жизнь люблю.
– Что, правда?… Извини, если я что-то не то сказал.
– Всё то. Спасибо, что ты заговорил о нём. А то я уже больше двух недель езжу, а поговорить о нём было не с кем…
– Я даже не знаю, что сказать тебе…
– А ничего больше не надо. Главное – мы вспомнили сейчас о нём. А где-то он нас услышал…
– Ты веришь в это?
– Если б не верила, то просто чокнулась бы уже.
Внутри вигвама было не намного теплее, чем снаружи. Только ветра не было. Володя пил пиво, а я минералку. Из еды были только лимоны. Володя давно протрезвел и был грустный. Был слышен шум сосен вокруг вигвама…
И так мы сидели в тёмном вигваме на берегу Рижского залива, и общались, как общаются обычно случайные попутчики в поезде дальнего следования.
– Всё-таки непонятно, как после филфака тебя занесло в ресторан.
– Не после филфака, а после армии. Я же тебе сказал, что из армии я вернулся циником.
– Можно спросить: почему?
– Спроси.
– Почему? Мои одноклассники служили, но, по-моему, вернулись такими же, какими туда ушли.
– Это только кажется, что такими же. Армия, как и тюрьма, это такая мясорубка… Ну, а потом ещё важно, где служишь.
– Они служили на Украине, под Киевом.
– Ну, вот. А я служил на китайской границе… В то время, когда была вся эта заваруха… Когда китайцы лезли через границу, как тараканы… Эти психические атаки… они мне потом снились в страшных снах. Китайцы – умные черти, в психологии разбираются. Они первыми пускали детей, потом женщин, а потом шли сами за ними… И вот они идут на нас – и их бессчётно… идут молча… А у нас приказ: сдерживать – но не стрелять! Ну, нервы у многих не выдерживали… друг в дружку стреляли…
– Насмерть?
– Бывало, что и насмерть… И ещё одна жуткая вещь: на утренней поверке командир говорит: кому не под силу это выдержать (психическую атаку), у кого нервы сдали, – сделайте честно шаг вперёд.
Он замолчал.
– И?…
– Некоторые сделали шаг вперёд… И – всё.
– Что «всё»?
– К стенке. Как изменников Родины.
– Не может быть!
– Не может, но – было. Такое не придумаешь.
– А что же они потом родителям написали?
– Что геройски погиб на границе, защищая рубежи Родины.
– Ужас!…
– Там, на границе, я понял, что жизнь не стоит и копейки. Там я понял, что не хочу возвращаться на филфак. Не хочу становиться учителем, не хочу учить детей, не хочу им врать, не хочу внушать любовь к этому мерзкому государству! Там, на китайской границе, кончились стихи…
– Но может, они ещё вернутся?…
– Никогда! Мне не только стихи писать не хочется, но даже и жить по большому счёту не хочется. Но кончать самоубийством – глупо, жизнь и так короткая… Я решил, что буду жить просто в своё удовольствие, без всяких целей и планов. Потому что всё это – пустое… Мать говорит: «Ты прожигаешь жизнь!» Может, она и права… Да, прожигаю. А на что она ещё годится, эта жизнь?
– Володя, а ты… веришь в Бога?
– В Бога?… Трудно сказать. Конечно, кто-то всё это вылепил и раскрутил… Понятное дело, что не само. Но человек всё изгадил. И потом, я совершенно не верю в то, что ему, Богу, есть до меня хоть какое-то дело…
– А я порой очень чувствую, что – есть. Хотя бы этой ночью. Если бы я не встретила тебя на дороге, не знаю, что бы со мной было.
– А я и сам не знаю, чего я попёрся с этим стаканом посреди ночи… Как последний кретин!
– Как мой ангел-спаситель.
– Ну, это же чистая случайность, что мы встретились.
– Не-а. Это как раз свидетельство того, во что ты не веришь.
– Чего?
– Того, что Ему есть до нас дело. Моя крёстная в такой ситуации бы сказала: «Не под пустым небом живём».
– Красивые слова. Хорошо, если бы так и было…
– Хочешь, стихи почитаю?
– Свои, что ли? Давай.
– Это про деревню в Закарпатье, где я недавно жила.
Я живу в мадьярской деревне Среди света, тепла и деревьев, И шуршанья синих стрекоз… На земле – но так близко от неба! Среди запахов хлева и хлеба, И прозрачного блеянья коз… Я привыкла вставать на рассвете, Когда тёплый разносит ветер По дворам колокольный звон… И туман течёт по ущельям… Звон подойника, треск поленьев Обрывают короткий сон. Как причастье – ручья прохлада. И дыханье спящего сада… И мычанье красных коров. Я молитвой день начинаю. И молитвой его кончаю, Возвращаясь под тёплый кров. Мне живётся легко и просто, И меня не считают гостьей Эти люди и этот лес… И мне кажется счастьем и чудом, Как приветствуют здесь друг друга, Улыбаясь: «Христос воскрес!»