Шрифт:
– Схлынули! Неужели еще пойдут?
Глеб с трудом разжал кулак и отпустил пулеметную рукоять. Пошевелил белыми, нечувствительными пальцами и поймал взгляд мышки Леночки. Девушка смотрела на него с выражением, давно Глебом забытым в нынешней жизни. Как самка может смотреть на самца, отстоявшего ее в бою: с покорным желанием пойти за ним на край света. Чувство больше похожее на страх, чем на любовь.
– Не расслабляться! – скомандовал Глеб, отводя взгляд. – Ничего еще не закончилось.
– Глеб, они больше не идут. Может, все?
– Нет, Витя, такого счастья не бывает.
– Скорее всего, они изменили маршрут, - встряла Инга.
– Как и следовало ожидать.
– А ну вас к псам! Я жрать хочу!
Скипидар достал из темного угла пятилитровый термос и скрутил крышку. По чердаку, перебивая запах пороховой гари, потек сладкий дух настоящего украинского борща.
– Сам иди к псам! – не очень искренне возмутилась Инга.
Глеба, который еще утром не мог думать о еде без желудочного содрогания, сразил приступ нечеловеческого голода. И впрямь, процесс убиения будит множество инстинктов, первый из которых – потребить добытое.
– Витя, не смей есть… один.
– Да я что же? Я же говорю – присоединяйтесь! – засуетился Скипидар.
3
Сытный борщ разморил. Девушки заснули сразу же, укрывшись найденным на чердаке дырявым пледом. Глеб погнал Скипидара вниз, кормить бойцов, а сам боролся со сном у чердачного окна. Собаки появлялись часто, но небольшими стаями, и быстро исчезали в переулках и за заборами. Заваленная трупами площадь их, наконец-то, стала пугать.
Рамзес тоже чувствовал, что вокруг что-то изменилось. Пропала напряженность, жесткий обруч, стягивающий голову, незаметно рассосался, и стало легко и почти хорошо.
Глеб сидел, привалившись к покатой железной крыше, и откровенно любовался Ингиным сном. Лицо девушки разгладилось, губы сложились в слабую полуулыбку, и даже твердый подбородок, казалось, округлился. Да, симпатичная девушка могла бы быть. Зачем ей эта напряженная морщинка между глаз? Еще несколько лет, и она останется навсегда. Даже сон ее не прогонит.
Глеб вскочил и начал вымерять чердак шагами, стараясь задавить расслабляющие мысли. Зона и женщины сочетаются не больше, чем женщины и война. Ему ли не знать!
Закашляла рация, сквозь помехи пробился тревожный Скипидар.
– Сталкер, тут что-то непонятное.
Ну, собственно, и вот! Любовь любовью, а теперь по расписанию война.
Глеб подхватил оставленный прапорщиком АКМ и спрыгнул в чердачный люк. Здесь, над цокольным милицейским этажом, размещалась поселковая администрация. Стояла казенная мебель, двери серого цвета распахивались в унылые конторские помещения. Окна в каждой комнате забраны толстой решеткой, и этот фронт не вызывал у Глеба особого беспокойства. Даже самый удачливый пес не сможет в прыжке выдавить решетку, разве что…
Глеб почти дошел до лестницы и споткнулся, услышав за дверью посторонний звук. Словно уронили со стола что-то не очень тяжелое. Или, будем реалистами, прыгнули из окна, стараясь не шуметь. Глеб попятился, снимая с плеча автомат. Стукнуло и за другой дверью, совсем рядом. Недолго стояла мертвая тишина - Рамзес прислушивался до боли в ушах, а потом быстро-быстро зацокали коготки. В щель под дверью сунулась длинная морда с розовым шевелящимся пятаком, и Глеб выстрелил, не раздумывая.
Жах! Пуля выбила из двери длинную щепу и развалила крысиное тело на лоскуты. За дверью раздался торжествующий крик, напоминающий больше мяв небольшого, но опасного хищника, и в прореху сунулись уже несколько тварей. Заработали цепкими лапками и зубами.
– Болван! – похвалил себя Глеб и начал пятиться к чердачной лестнице, нащупывая рацию.
– Скидоренко, на этаже крысы!
– Глеб, их здесь навалом!
Рамзес лихорадочно соображал. Крысы, очевидно, пришли вслед за собаками. Что делать?! Их, крыс, сила в количестве. Стрелять из пушки по воробьям умнее, чем из пулемета по крысам.
– Витя, уходите оттуда немедленно!
Глеб понял, что думать поздно, когда увидел торопливый крысиный поток в конце коридора. Глебу ответили. Он услышал, как внизу грянули вразнобой автоматы, и сам начал стрелять, разбивая крысиные ряды. Крысы брызнули в стороны, но потом слаженно атаковали Глеба. Передовой эшелон подпирался с тыла девятым валом; Глеб даже в кошмарном сне представить не мог такого количества тварей. Он выпустил над полом длинную очередь. Пули, выбивая целые шеренги грызунов, с глухим стуком застревали в стенах, разбрасывали щепу и цементную пыль вперемешку с кровью.
Глеб побежал. Десять метров до металлической лестницы сдались ему за считанные мгновения, хоть за сборную выступай, но в крысиный поток вливались новые и новые подкрепления из комнат, двери которых оказались приоткрыты хотя бы на сантиметр. Последние шаги он делал, оскальзываясь на крысиных хвостах, ожидая, когда первые твари вопьются ему в ноги выше ботинок.
Это будет началом конца.
Схватившись за перекладину вспотевшими ладонями – ох, забраться бы, не поскользнувшись! – сталкер едва успел пригнуться. Баллон огнетушителя, обдав ржавым запахом, просвистел у лица, с чавкающим звуком размазал по паркету десяток грызунов и тяжело покатился, сопровождаемый истошным писком. Из чердачного люка свесилась Инга, но тут же, охнув, убралась обратно.