Метрах в десяти от него стояла Люся с двумя детьми. Младшего она держала на руках, старшего за руку. Она плакала. Володя вышел из лужи и аккуратно, чтобы не испачкать, поцеловал детей.

— Лапик! Что за слезы? Ты не веришь, что я ее вытащу?

— Папа! Ты испачкался... — Аркаша ткнул пальцем в прилипший к плечу Володи кусок грязи.

— Это ерунда. Высохнет, и грязь сама отвалится.

— Папа! Мы успеем в цирк?

— Володечка, поехали на электричке. Отдадим, сколько начинало, если он жлоб такой. —Люся обратилась к таксисту: — Вы можете выйти помочь?..

— Да ни за какие деньги!

— Папа! Давай дадим ему в морду! — предложил младший, Никита.

— Молчи уж! — невольно улыбнулась Люся.

Вдруг Володю осенило. Он даже хлопнул себя по лбу ладонью.

— Слушать меня! Все в машину!

Он схватил в охапку детей и усадил их на заднее сиденье. Потом вернулся, поднял Люсю на руки.

— Ты же пустую ее сдвинуть не можешь...

— Люсик! У тебя родители—ученые, — справляясь с дыханием, ответил Володя. —Ты со Стругацкими дружишь. Чем больше масса, тем больше трение. Берись за шею. Ты, да два кабанчика наших, да этот друг... — кивнул он на водителя. — Сейчас все будет.

Он усадил ее рядом с детьми.

— Давай!

Машина, словно воющая баба, надрывалась, визжала, проглатывая комья грязи и обдавая Володю с ног до головы ржавой жижей.

На заднем стекле, словно на старой фотографии, красовались два детских испуганных лица Аркадия и Никиты.

Увидев, что колесо вот-вот зацепится за замерзшую кочку, Володя быстро скинул с себя ленфильмовское пальтишко и сунул его под колесо. Оставшись в протертом свитере, он еще раз подлез под кузов. Для большего упора встал на колени, оказавшись по пояс в грязи.

— Ну! Давай! Еще! Дава-а-ай!!!

...И, словно делая толчок штанги, буквально приподнял машину. Двигатель издал пронзительный визг, из-под колеса полетело пережеванное пальтишко... «Волга», как обезумевшая лошадь, вырвалась из ямы и резко затормозила на островке сухой земли.

Дети скакали на заднем сиденье, размахивая руками. По губам можно угадать отдельные фразы:

— Папа сильный!

— Папа молодец! Ура!

Люся радостно кричала:

— Володя! Иди к нам! Возвращайся!

Володя стоял по колено в луже, радостно глядя на «Волгу», от которой шел пар, как от загнанной лошади.

«Ну вот и все!»

Машина долго и протяжно засигналила.

«Какой длинный сигнал! Это звонит будильник — его Таня поставила перед тем, как идти в душ».

Володя увидел здесь же, на пустыре возле станции Отдых, Таню, Пашу, склонившегося над ним Толика и Севу. Таня плакала. Ему стало безумно их жаль.

«Это было! Я просто вспомнил. Жалость. Мы говорили потом о жалости. Я сказал Люсе, что сдвинул машину потому, что стало жалко ее и детей. И Люся тоже заплакала—как сейчас Таня».

Жалость стала невыносимой, до боли в груди и шее. Страшно светило солнце, и гремел в ушах будильник. Володя невероятным усилием поднял веки. Он сидел на полу весь мокрый, в разорванной рубашке.

Он улыбнулся Тане и спросил:

— Я что, плохо себя вел?

Нефедов, сидевший спиной к Володе, повернулся и отсутствующим взглядом посмотрел на него. Затем разочарованно отвернулся и повернулся вновь. Он едва коснулся Володиного плеча и прошептал:

— Володя, лежи, не разговаривай, тебе надо полежать спокойно.

Татьяна сквозь слезы улыбнулась:

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально...

* * *

Не выключая двигатель, Михалыч выскочил из машины, вбежал в холл гостиницы. Навстречу ему уже спешил Кибиров.

— Ты и вы все — за мной! — Михалыч влетел на второй этаж. За спиной дежурной по этажу он сорвал шторы с окна, скомкал их и сунул Кибирову: — Завернем тело.

Сотрудники едва поспевали за Михалычем. 207, 209, 211 — мелькали номера на дверях. Здесь. Михалыч остановился, выдохнул и резко открыл дверь. Посредине комнаты на малиновом ковре сидел Высоцкий. Вокруг него стояли Леонидов, Нефедов, Кулагин и Ивлева. Почувствовав на себе взгляд, Высоцкий поднял глаза на Михалыча. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга.