…В эти горестные для нас часы генерал Голованов находился в Москве у Главнокомандующего и доложил о гибели Асямова. Сталин был крайне удручен этим трагическим событием. Он долго молчал. Наконец спросил:

— И что мы сейчас предпримем? Встреча с Рузвельтом должна обязательно состояться! Есть у вас еще какие-нибудь предложения?

— Есть, товарищ Сталин. В Англии сейчас находится пилот Пусэп, командир экипажа. Он, как бывший полярный летчик, привык к дальним беспосадочным полетам, да и в военное время он провел в воздухе немало часов. Он один и приведет самолет обратно. Тогда пополним экипаж, и можно отправляться в путь.

— Вы в этом полностью уверены?

— Да, уверен, товарищ Сталин!

— Ну что ж, действуйте!

…Утром, как и было договорено, мы появились у посла. В конце короткого разговора он сказал:

— Мне надо послать в Москву дипломатическую почту. Сможете ли вы ее доставить по всем правилам? Понимаете, она не должна попасть в руки посторонним!

— Товарищ Майский! — поспешил ответить Штепенко. — Обещаем вам, что отвезем все как положено! А если случится что-нибудь неожиданное, мы уничтожим почту в первую очередь!

— Хорошо, — улыбнулся посол, — верю вам. Счастливого пути! Когда прилетите в Москву, передайте Родине наш привет!

После завтрака мы взяли в секретариате запечатанные мешки с почтой и поспешили на аэродром. Из-за маленького происшествия в пути мы чуть не опоздали. Под нашу машину попала собака. Тотчас вокруг нашего несчастного шофера собралась негодующая толпа. У меня возникло уже опасение, что шофера тут же поколотят. Провожавшему нас представителю посольства с большим трудом удалось упросить полицейских и владельца собаки отложить разбирательство дела. Следует сказать, что по английским законам за наезд на собаку шофер может подвергнуться более тяжелому наказанию, чем за наезд на человека. Человек, дескать, должен знать правила движения, а пес их не может знать… Это, конечно, правда. Но нам все же после этого случая и того, что мы видели раньше, трудно было отделаться от назойливой мысли: странный все-таки народ эти наши союзники, англичане, — идет жестокая война, а они занимаются какими-то пустяками…

Развив бешеную скорость, мы все же прибыли на аэродром вовремя. Английский пассажирский самолет ждал нас. Из прибывших одновременно с нами машин выгрузили огромную груду различных ящиков и ящичков, мешков и мешочков — патриотический подарок работников посольства Красной Армии.

От этого стало тепло на душе, но… Англичане тщательно взвесили всю эту груду, вес оказался внушительным. Наш-то самолет возьмет все это на борт, но вот английский самолет, который должен был доставить нас в Шотландию, с таким грузом не справится. Пришлось довольно долго ждать, пока подготовили к полету самолет помощнее и побольше.

Все эти хлопоты требовали времени. Вряд ли мы успели бы в Шотландию вовремя, если бы, повинуясь какому-то внутреннему чувству, я не назначил вылет из Англии на час раньше, чем это было действительно необходимо. Этот запас времени пришелся теперь кстати!

На этот раз нас попросили пристегнуть парашюты. На мой вопрос, почему экипаж самолета не сделал того же самого, переводчик ответил:

— Мы уверены, что все будет хорошо, но нам дали строгий приказ беречь вас от любой случайности.

Все шло нормально, и вскоре мы приземлились на аэродроме вблизи города Данди. Там ожидали оставшиеся с самолетом борттехники.

От начальника аэродрома они уже знали о гибели Асямова, Он и нам выразил искреннее соболезнование и просил, если мы снова окажемся в Англии, обязательно зайти к нему в гости.

Наш большой воздушный корабль был уже готов к взлету. Мы запустили моторы. Беспокойство вызывали маленькие размеры аэродрома. Опасения подтвердились: отделившись от бетонной дорожки, колеса самолета задели сначала макушки кустов, а затем даже деревьев, растущих на краю аэродрома. Разворот на 180° — и мы легли на курс. Направление — прямо на восток. Довольно близко внизу лениво катились волны Северного моря.

Вылет был рассчитан так, чтобы темнота встретила нас у побережья Норвегии. На всякий случай мы старались набрать как можно большую высоту. Она всегда лучший и наиболее действенный союзник как против врага, так и против капризов погоды.

За моей спиной, там, где сидел я на пути из Москвы, разместился теперь штурман Романов. Опять я вспомнил Асямова.

Майор Романов распахнул купол кабины у себя над головой и, вооружившись секстантом, занялся астрономическими наблюдениями и расчетами. Штепенко был теперь один в кабине штурманов в передней части самолета. Он работал с радиокомпасом, пеленгуя оставшиеся позади английские радиостанции.

Под нами плыли облака. Между ними мелькали очертания скрытых сумерками мысов и фьордов побережья Норвегии.

Становилось все темнее, однако зарево на севере так и не погасло. Ночи стали совсем короткими. К тому же мы спешили навстречу рассвету, двигаясь со скоростью 400 километров в час, что еще больше укорачивало ночь.

Я поднимал самолет все выше и выше: 6000… 7000… 8000 метров. Температура наружного воздуха резко понизилась. Термометр показывал 48 градусов мороза. Появилось знакомое по Северу чувство, будто сидишь в нижнем белье на морозе. Холод пробирался к телу со всех сторон. Пониже, конечно, теплее, но у нас не было никакого желания знакомиться с зенитной артиллерией и истребителями гитлеровцев.