Шрифт:
Вдруг слой облаков кончился.
— Под нами западное побережье Готланда, — сообщил Штепенко.
Светало. В скором времени от горизонта оторвался солнечный диск. Ветер усилился. К счастью, он был попутным, помогал нам. Скорость полета возросла до 450 километров в час. Вскоре мы увидели внизу Рижский залив. Затем на него опустилось светлое покрывало облаков.
Однако радость, охватившая нас при появлении слоя облаков, оказалась довольно непродолжительной… Под лучами поднимавшегося солнца этот слой довольно быстро улетучился.
— Будьте начеку! — предупредил я бортстрелков.
— Есть быть начеку! — прозвучали в ответ голоса ребят.
До линии фронта оставалось не так уж много — всего сто километров.
— Сзади приближается истребитель! — услышал я вдруг взволнованный голос стрелка средней башни.
«Теперь начнется!» — подумал я, увеличивая скорость самолета за счет потери высоты.
— Не давайте ему приближаться! — скомандовал я. Наш самолет затрясся, — значит, пушки, находящиеся в средней башне и в хвосте, открыли огонь по вражескому истребителю.
— Скотина такая! — ругался Штепенко. — Чуть не убил! Хватил прямо под пятку…
Причиной негодования Штепенко послужило то, что снаряд, выпущенный фашистским истребителем, попал в основание рамочной антенны радиокомпаса. К счастью, он не взорвался.
Я еще прибавил скорость. Теперь мы чувствовали себя уже гораздо увереннее: мы летели над своими!
Самолет снова задрожал: опять стреляли наши пушки.
— Как дела? — спросил я у стрелка средней башни.
— Он боится приблизиться к нам, ведет огонь с расстояния нескольких километров.
— Тогда пусть стреляет, когда-нибудь у него кончатся боеприпасы. А мы сейчас совсем спрячемся.
В следующий момент мы шмыгнули в появившиеся перед нами облака. Теперь можно было продолжать полет совершенно спокойно. В облаках он нас не найдет!
Через десять минут я повел самолет на снижение.
1000… 800… 500 метров.
— Спускаюсь ниже облаков. Следить за землей! Под нами была истерзанная многочисленными ранами войны земля нашей Родины…
Через час нашему взору открылся просторный зеленый ковер родного аэродрома.
Мы дома!
Задание выполнено!
Довольно скоро нам стала ясна настоящая цель выполненного полета. Это был экзамен на зрелость! Успешное осуществление полета дало командованию твердую уверенность в том, что мы в состоянии выполнить задание намного сложнее и неизмеримо ответственнее.
— Вскоре после возвращения самолета, — вспоминает те дни Главный маршал авиации Голованов, — я был опять у Сталина. Он спросил, можно ли слетать к Рузвельту, и, получив положительный ответ, дал распоряжение подготовить самолет к полету в Вашингтон. Внимательно глядя мне в лицо, он сказал, что в Вашингтон полетит Народный комиссар иностранных дел.
— Этого не должен знать никто, — закончил Сталин. — Чем быстрее полет будет осуществлен, тем лучше. Ответственность за полет возлагаю на вас.
Специальное задание
Снова в Англии
Уже на следующее утро, когда я прибыл на аэродром, меня вызвал к себе полковник Лебедев.
— Как самочувствие? Уже отдохнули? — спросил он. Я понял, что вопросы заданы неспроста.
— Все в наилучшем порядке, товарищ полковник! — ответил я бодро, стараясь отгадать, какое же задание даст он мне теперь.
— Это хорошо! А теперь подумайте хорошенько, какой самолет вам больше подходит, ваш «шестьдесят шестой» или тот, на котором вы летали в Англию?
— Товарищ полковник, тут нечего и думать, — ответил я сразу, — конечно мой «шестьдесят шестой» лучше!
— Ну и хорошо. Осмотрите свой самолет как следует, проверьте самым тщательным образом работу моторов. Если окажется необходимым, сделайте несколько контрольных полетов. Самолет должен быть готов к вылету не позднее четвертого мая.
Полковник несколько мгновений барабанил пальцами по столу и молчал. Увидев, что я ни о чем не спрашиваю, продолжил:
— На этот раз вам придется выполнить полет намного более сложный и ответственный. Куда именно полетите, узнаете позже.
В результате усердия и стараний экипажа самолет вскоре был готов к вылету.
5 мая командующий авиацией дальнего действия генерал-лейтенант авиации Голованов вызвал меня и обоих штурманов, Штепенко и Романова, к себе. Внимательно выслушал он наши доклады о полете в Англию. С тяжелым сердцем рассказал я о трагической гибели майора Асямова. Генерал молчал, медленно расхаживая по кабинету.