— Почему я должен переживать или «страдать», когда ты видишь или постигаешь? — спросил кролик.

— Потому что только «ты» можешь переживать удовольствие или боль, — сказала сова терпеливо, — как же Я могу переживать что-либо?

— Почему бы и нет? — спросил кролик, поднимая вверх оба уха.

— Потому что только Я ЕСТЬ, конечно же, — заухала сова. — Ты, отличный от меня, абсолютно не существуешь!

— Какая жалость! — пробормотал кролик, опуская одно ухо. — Я, кажется, вполне хороший кролик!

— Кажется, кажется! — заухала сова. — Конечно, ты «кажешься». Ведь даже те двуногие вертикально ходящие монстры находят тебя «вполне хорошим кроликом», когда запекают в том, что у них называется «пирогом».

— И это все, на что я гожусь? — скромно спросил кролик.

— Все, Аб-со-лют-но все, — заключила сова, — и если бы сейчас было время обеда, я бы представила тебе практическую демонстрацию!

— Нет нужды, в этом совсем нет нужды, — торопливо ответил кролик, — я всегда верю тому, что ты говоришь мне!

— В таком случае в следующий раз, когда ты проголодаешься, я спущусь к тебе, если ты окажешь мне честь отобедать мной, — предложила сова галантно.

— Ты очень добра, — сказал кролик, глубоко тронутый этим предложением, — но, видишь ли, я строгий вегетарианец!

— Как пожелаешь, — ответила сова равнодушно, — как пожелаешь. Я всегда в твоем распоряжении феноменально. Эти жесты совершенно взаимны в относительности.

— Когда абсолютный объект отрицается абсолютным субъектом, я остаюсь как Я, — заявила сова.

— Разве ты не почувствуешь себя одиноко, — спросил кролик, — если это когда-нибудь случится?

— Кто может там быть, чтобы что-то чувствовать? — ответила сова. — Никакого «тебя» нет.

— Тогда кто остается? — спросил кролик, приподняв одно ухо.

— Я, конечно, как Я могу не остаться? Нет такого «я», которое могло бы не остаться.

— Тогда кто это, кто остается? — настаивал кролик, приподняв другое ухо.

— Я остаюсь, конечно, — терпеливо настаивала сова, — нет никакого «кто».

— Слишком трудно для бедного вегетарианца! — сказал кролик смиренно.

— Всякие «кто» растянуты в «пространстве» и «продолжительности», будь то вегетарианцы или нет, — объяснила сова, — а таковых не существует.

— А мне жаль, — вздохнул кролик, удрученно опуская оба уха, — что за жизнь без них?

— Что за жизнь с ними? — сказала сова.

— Та еще авантюра, признаю, — сказал кролик, цинично помахивая ушами, — но я бы чувствовал себя одиноко.

— Невозможно, — объяснила сова, — грызуны — всего лишь пространственно-временные концепции, а «одиночество» — относительная форма «множественности». Как Я, ты не можешь знать ни того ни другого.

— Но как ты, я не был бы «мной», — возразил кролик.

— А также был бы не «я», если бы твоя грамматика была получше, — поправила его сова. — В любом случае, «я» — это чепуха, есть лишь Я.

— А «я» нет, как ты часто объясняла?

— Именно, — согласилась сова, — «я» быть не может, но Я есть.

— Однако ты есть? — возразил кролик.

— Нет, нет! — объяснила сова с неисчерпаемым терпением. — Я есть, но не может быть такой «вещи», объекта, как «ты» или «я».

— Так, значит, ты есть?

— Относительно. Грамматические абсурдности создают лингвистическую путаницу! — объяснила сова. — Я есть, и ты есть только как Я.

— Ты имеешь в виду, что я есть только как ты?

— Разумеется, нет, — сказала сова устало, — Я есть только Я, и нет никакого «меня», и не важно, кто говорит это, или думает, что говорит, совершает это, делает это или проживает это!

— Я думаю, что почти понял, — сказал кролик благодарно, помахивая обоими ушами.

— Ты не понял, — заухала сова, — пока «думаешь, что понял». «Думание» и «понимание» — это относительные трюки расщепленного ума в контексте времени. Только прямое осознание целостного ума может обнаружить виртуальность.

— И как мне это сделать? — спросил кролик слегка утомленно.

— Выйди из норы и оставь свое «я» позади! — сказала сова с пронзительным взглядом своих сияющих глаз.