Наши жизни переплетены, Любовь моя, и смерть не станет для нас преградой.

Я видела отрывочные фрагменты, из которых можно сделать вывод, что мы будем разлучены какое-то время, но затем вновь воссоединимся. Так что не считай смерть мою прощанием, лишь промежутком времени, по истечении которого мы снова встретимся. Носи с собой мое кольцо, и эти остальные частички меня, думай обо мне. Храни меня в разуме и сердце, и это станет светочем, что вновь сведет нас вместе.

Вечно твоя, Дейонарра.

С трудом — в глазах стояли слезы — я оглядел кольцо, которое она оставила мне. Неожиданно вернувшееся воспоминание помогло мне опознать его.

Костяное кольцо слабо светилось и, хоть и было оно холодным на ощупь, холод этот казался на удивление успокаивающим. Среди множества тайн Общества Ощущений, припомнил я, была возможность придания определенной формы камню из Элизиума, камня души. Пусть и не столь могущественный, как камни ощущений, камень души нес на себе отпечаток чувств создавшего его. Подобные кольца частенько использовались на церемониях бракосочетания Чувствующих, каждое из колец наделялось чувствами супруга.

Я надел кольцо на палец, поклявшись отыскать способ помочь Дейонарре. Костяной ободок пришелся мне как раз впору.

Я вернулся в Нижний Район и направился к Великой Литейной, чтобы проверить свою квитанцию.

Я отдал ее клерку, а он протянул мне металлическую рамку — прекрасный пример филигранной работы. Она казалась почти прозрачной, от нее отходили острия. Должно быть, этот предмет достаточно важен, если я оставил его для самого себя.

Затем меня осенило. Должно быть, я не единственная инкарнация, догадавшаяся о чрезвычайной важности ночной ведьмы Равел. Вещь сдала в Литейную иная инкарнация, практичная, и, какими бы не были ее человеческие качества, в уме ей не откажешь. Он вполне мог выносить план, воплощение которого заняло бы десятилетия. Клерк в Литейной заметил, что квитанция выглядит так, словно ей как минимум сотня лет, что доказывало — вещь существовала уже порядка 50 лет, когда практичная инкарнация завещала ее держателю квитанции.

И если это — единственный способ достичь Равел, то рамка — это портал. Я уже знал о ключе, его открывающем, — частица Равел. Я даже знал где ее отыскать. Я спрятал рамку в заплечный мешок. Клерк из Литейной во все глаза смотрел на портал, пытаясь понять, что же это такое, но узнать это ему не суждено. Я улыбнулся этой мысли; так ему будет спокойнее.

Покинув Литейную, я устремился в Квартал Клерков, в Бордель Интеллектуальной Страсти. Когда мы вошли, Морти обратился к Падшей Грэйс с вопросом.

— Итак, Грэйс… а у тебя сестрички есть?

— Тысячи, — был ответ.

— Дай мне секундочку, чтобы впасть в эйфорию от счастья.

Несмотря на спешку, я решил сперва навестить Ивес Любительницу Историй. Меня интересовало, сможет ли Нордом ухватить суть концепции «истории», потому я попросил его что-нибудь рассказать.

— В час 13.7 Революции нас направили чинить оборудование и набор 31 на пятом кольце Механуса. Мы починили механизм и он стал вращаться с заданной скоростью. Завершив задачу, мы вернулись к Источнику.

Стило Нордому закончить рассказ, как Морти взорвался:

— Ну и что это было, ты, глупый полигон? Это самая скучная история из всех, что я слышал!

Нордом ответил необычно ровным голосом.

— Именно это произошло. С преувеличением, конечно же.

— Преувеличением? — поперхнулся Морти.

— Я подумал, что возвращение к Источнику — вполне подходящее завершение для истории.

Ивес улыбнулась.

— Прекрасный рассказ, Нордом. А теперь я расскажу историю тебе и твоим товарищам: «Цветы и Чувствующие».

— Жил — был человек, который много читал о цветах — эссе, рассказы, биологические данные, поэзию, — и, таким образом, считал себя в этом вопросе весьма подкованным. Однажды он встретил полуслепого садовника, ухаживающего за клумбами Чувствующего. Так кто был слеп касательно цветов?

Пока Нордом и Ивес беседовали, я рассматривал волшебное зеркало, также обнаруженное в завещании практичной инкарнации. Увидев его, Ивес предложила поделиться историей «Зеркало Йехсир— Эя».