– Сегодня все совсем иначе, – сказала мне Марианна.

Силье не была на сцене еще и двух секунд, она даже не успела оглядеть публику, а Марианна уже все знала.

– Я вижу это по ее походке.

Мне очень хотелось с ней согласиться, но сам я ничего не заметил. Силье смотрела вниз, хотя обычно она устанавливала контакт с аудиторией сразу.

– Я не замечаю ничего особенного.

– Она изменилась.

– В лучшую сторону?

– Да, она стала сильнее.

Марианна замечала то, чего не замечал я. Заметила она и то, что мне страшно.

– Привет, меня зовут Силье Кьер. Мое имя известно вам по группе «Грит Окхольм Джем». Мы больше не исполняем песни Грит. Мы выступаем с моими собственными песнями. Меня пригласил на этот фестиваль мой бывший парень, Николай Окхольм, так что, если вам вдруг не понравится наш концерт, все вопросы к нему.

Она выдержала небольшую паузу, и народ восторженно загалдел. Конечно, мы с ней встречались. Люди, находившиеся поблизости, повернулись ко мне с широкими улыбками, и я нервно улыбнулся в ответ. Я крепко схватился за Марианну – я был уверен, что сейчас Силье обо всем расскажет.

– Вам он нравится, правда?

Народ опять завопил. Кто-то даже крикнул:

– Николай – бог!

– А вот я считаю, что он подонок и скотина!

Больше она ничего не сказала, но в этот самый момент грянула музыка. Публика была парализована не только грубыми словами, произнесенными такой милой девушкой, но и музыкой. Силье кривлялась и орала, гитары ревели, ударная установка гремела. Тексты песен были жесткие и жестокие. В них говорилось о смерти, изменах, насилии и катастрофах. Семьи с детьми и пожилые дамы поспешили удалиться. А Свищ и его мелкая зеленоволосая подружка прыгали и бесновались.

– Потрясно! Прямо вылитая Пи Джей Харви! – орала девушка, увлекая Свища за собой.

Они плясали перед сценой, и Велик с Йеппе последовали их примеру.

Выступление Силье многих оттолкнуло, но та часть публики, которая осталась, испытала настоящий восторг. Они сбились у сцены в кучу и весело прыгали друг на друга. Мы с Марианной и Карен стояли позади, но Карен довольно быстро нас покинула – от такой музыки у нее разболелась голова. Могенс в смятении подошел к нам: он боялся, что этот концерт повлечет за собой провал всего фестиваля.

– А ты знал о том, что это за музыка?

– Нет, конечно не знал. Иначе я бы вас предупредил. Но это же здорово, людям потом будет что обсудить.

– Да, об этом я не подумал. То есть ты считаешь это нормальным?

– Да, это классно. Мы делаем ставку не только на безопасность.

Мои слова не вполне утешили Могенса, но хотя бы уменьшили его волнение. И лишь тогда, когда отзывы о выступлении Силье оказались хвалебными, Могенс успокоился и даже стал гордиться тем, что Силье дебютировала в Тарме.

Между песнями Силье ничего не говорила и не общалась с публикой, хотя обычно она очень много болтала и кокетничала. Это было частью ее сценического шоу. Сегодня она ограничилась только музыкой – тем не менее публика была заворожена. Мне пришлось привыкать к жестокой тональности, в ее музыке был какой-то надрыв. Мы ожидали красивого и изящного завершения фестиваля, а вместо этого получили кулак. И все же это не испортило мне концовку. Возможно, пожилые дамы и были разочарованы, но не я. Я считал замечательным то, что Силье наконец-то обрела свой собственный голос, пусть даже такой злобный.

– У нее такая мощная харизма. Это и раньше так было? – поинтересовалась Марианна.

– Нет, даже когда обижалась, она была нежной. Я не припомню, чтобы когда-нибудь она по-настоящему на меня сердилась.

– Что, неужели даже никогда не кричала?

– Нет, по крайней мере, не кричала так, как ты. Ты ведь еще и дерешься, – сказал я и поцеловал ее в шею.

Мы были единственными, кто не потерялся во время концерта. Остальные перемешались. Я уверен, что Силье увидела нас, когда газон перед сценой наполовину опустел. По крайней мере, ее взгляд задержался на нас, а потом она яростно заорала. И это было не пение. Она зло закричала в микрофон, и толпа пришла в неистовство.

Исполнив последнюю песню, Силье в первый раз в возбуждении оглядела публику и посмотрела на меня сверху вниз. Я был уверен, что она не уйдет со сцены, не отомстив. На газоне было много свободного места, но непосредственно перед сценой все кишело восторженными мальчиками и девочками, требующими продолжения. Она недоуменно смотрела на них, и мне показалось, что именно они меня и спасли. Она не могла поверить, что ее так чествуют. Было бы слишком жестоко сказать им правду обо мне. Поэтому она не произнесла ни слова, а ушла со сцены молча, и я вздохнул с облегчением. Марианна повернулась ко мне и поцеловала меня. Я всегда отличал эти успокоительные поцелуи.