«Ну, ты еще молода и снова выйдешь замуж», «У вас есть и другие дети», «Да заведи себе другую собаку» — слышится отовсюду, словно ушедшие близкие подобны запчастям. Клишированные фразы наподобие «Она ведь больше не страдает», «Радуйся, что он прожил так долго», «Радуйся, она сейчас у Бога», «Твои раны залечит время», «Ах, да не плачь -—ему бы это не понравилось» лишний раз унижают и, кроме того, привносят чувство стыда. Это сигнал: Горевать — нельзя. Вспомните при этом — чем громче они об этом говорят, тем сильнее хотят избавиться от собственной боли. По большей части сочувствующие высказывают то, что сами хотят услышать.

«Тебе надо относиться к этому проще», «Надо поменьше работать», «Занимайся спортом» и т. п. — все это проекции, в которых люди, их высказывающие, выражают свои чаяния. Нам не дано знать, в чем нуждается другой человек, поэтому точнее было бы выразиться так: «Я хотел бы, чтобы ты воспринимал это проще», «Желательно, чтобы ты работала поменьше», «Я думаю, тебе надо заняться спортом» и т. д.

Когда сочувствующие говорят: тебе надо продолжать свою жизнь, тебе надо почаще выходить, тебе надо кончать с трауром — они просто выражают свои собственные потребности. Это им самим необходимо продолжать свою жизнь, чаще выходить или прекратить плакать, поскольку в их душе коренится подсознательное стремление жить своей собственной жизнью, чаще выходить и прекратить горевать.

 НАМЕРЕНИЯ СКОРБЯЩИХ

Реакция скорбящего на обидные замечания зависит от его намерений. Хочет ли он сохранить отношения с сочувствующим? Если да, то отношения какого рода? И стоят ли они ваших усилий? Следующий странный случай иллюстрирует пример того, как отсутствие общения выливается в отсутствие каких бы то ни было отношений.

 «Вы должны извинить ее»

 (рассказывает Дайяна)

Как-то на собрании ко мне обратилась со вкусом одетая дама: «Здравствуйте, Дайяна, меня зовут Таня. Извините, что так получилось, но мне необходима помощь в подготовке рождественских мероприятий для школы. Мне это поручили в последнюю минуту. Не могли бы вы уделить мне завтра немного времени и помочь со всем этим?»

«Разумеется, с удовольствием помогу, — отвечала я, — в промежутке между двенадцатью и тремя часами».

 Назавтра мне особенно понравился цветник у ее дома, колокольчики и дверной звонок, наигрывавший известную мелодию. Еще больше мне понравилось здесь, когда Таня вышла, улыбаясь, на порог и приветливо позвала за собой внутрь дома. «Как это мило с вашей стороны! Заходите!» Она указала мне на складные стульчики и столик в гостиной и предложила сесть, пока она приготовит нам что-нибудь попить и принесет нужные вещи.

Окна были прикрыты шторами, но света от небольшой лампы было достаточно, чтобы разглядеть на обоях места, где некогда висели фотографии. Мрачность интерьера столь разительно контрастировала с наружным обликом дома, что мной стала овладевать тревога.

Таня вернулась с кусочками ткани и стала властным тоном наставлять: «Это нетрудно, просто требует времени. Нам только требуется все это наклеить». Не отрывая взгляда от материала, она продолжала методично рассказывать, что ей хочется сделать. Мы принялись за работу, я было затеяла разговор, но, видя, что ее это не интересует, прикусила язык и отдалась трудам. Так прошел час, а потом Таня вдруг бросила на меня взгляд и выпалила: «Моего сына убили». После ее путаного рассказа я сказала: «Как это ужасно! И почему с хорошими людьми случаются такие страшные вещи?» При этих словах она встала и вышла из комнаты.

Она все не возвращалась, а я стала размышлять. Наверное, она ищет что-то нужное нам для работы, а может, ей захотелось найти фотографию сына и показать мне. Потом пробило три часа, мне пора было уходить. Я была обеспокоена ее долгим отсутствием и думала, не расстроили ли ее мои слова. Собрав свои вещи, я хотела позвать ее, как отворилась входная дверь.

«Здравствуйте, Дайяна, — это был ее муж, — я гляжу, вы здесь. А где Таня?»

«Не знаю, мне надо уходить, а я хотела с ней попрощаться».

«Подождите минутку, я погляжу, где там она застряла, — сказал он и вышел. А через пару минут вернулся и прошептал: — Вы должны извинить ее».

«Боюсь, я ее обидела», — сказала я, выходя на улицу.

«О, ничего», — уверил он, провожая меня к машине.

«Пожалуйста, скажите ей, что я с удовольствием помогу ей закончить работу».

«Да, конечно, спасибо», — и с этими словами он со мной распрощался.

Таня неделями не выходила у меня из головы. Может, ее одолели слезы, и она поспешила уединиться в спальне; или нашла фотографии, и это стало последней каплей, думала я. И еще мне вспоминался ее пресыщенный скептик-супруг. И надо всем этим царил один вопрос: обидели ли ее мои высказывания? Мне был 21 год, я уже имела опыт многих утрат, но не столь значительных, как эта. Я понимала, что во мне еще немало наивности и неискушенности, и если я допустила промах, то хотела получить шанс исправиться. Мне хотелось научиться большему, повзрослеть, подружиться с этой женщиной, но мне так и не довелось ее больше увидеть.

Мне случалось встречать ее мужа» и он всегда останавливался перекинуться со мной словом. Иногда я спрашивала его, как там Таня? Он же всегда отвечал пожатием плеч: «Ну, вы же понимаете». Но я не понимала; в ее жизни я была лишь случайностью.

Многие отношения прерываются из-за промахов в общении; поэтому, прежде чем резко отвечать тому, кто выражает вам свое неумелое сочувствие, необходимо понять, желаете ли вы впредь общаться с этим человеком, и если да, то насколько близко.