Тихомирова Лана
Шрифт:
– Я совершенно лишена карьеризма, - с достоинством отвечала я.
– Ну, тогда не подводи меня, - улыбался умиленно доктор.
Они с Лянкой вспоминали житье-бытье доктора в семье дер Гловиц, много смеялись, одинаково запрокидывая головы. Доктор басовито, Лянка с хрипотцой. А у меня сердце было не на месте, я совершенно не могла веселиться, доктор поглядывал на меня с тревогой, но до поры не трогал.
Дер Гловицы жили в большом старом доме, где окна занимали пол стены, а потолки в квартирах были настолько высоки, что под них можно было смело ставить на новый год трехметровую ель. Я всегда мечтала жить в таком доме.
Мы поднялись по лестнице в, не первой свежести, подъезде. На каждом подоконнике на лестничной клетке стояли баночки для окурков и хилый цветок.
Лянка позвонила в дверь.
– У тебя ключа нет?
– удивился ван Чех.
– Есть. Зачем открывать дверь, когда отец дома?
За дверью послышалось мощное шарканье.
– Открываю, - скрипучий голос глубокого старика встретил нас из-за двери.
На пороге перед нами стоял полный достоинства седовласый мужчина с роскошным птичьим носом и кустистыми бровями, глаза были широко и глубоко посажены, этим он немного напоминал птицу. Тонкий рот был презрительно сжат, глаза то и дело закрывались сухой тонкой пленкой век. Острый подбородок гладко выбритого лица, как-то слишком сильно выдавался вперед.
– Проходите, - мрачно заявил старик.
Вот уж действительно профессор. У меня мурашки по спине пробежали, когда он на мгновение задержал на мне взгляд выцветших, но все еще сильных глаз. В них была сила мысли, сила жизни. Сила ясно мыслящего, опытного человека. Доктор на фоне дер Гловица выглядел пацаном, хотя и стар не был. Я чувствовала себя вообще неразумным младенцем на фоне этих двух столпов психиатрии.
От дер Гловица шли волны опасности, он словно был ее воплощением. И мы видели друг друга три минуты от силы, я уже боялась его.
Доктор и профессор смотрели друг на друга изучающе и серьезно, разве что молнии не летали между ними в этот момент. Мне было страшно. Неужели они расстались врагами пятнадцать лет назад?
Лянка толкнула меня в бок:
– Чего стоишь? Разувайся, бери тапочки.
Ван Чех и дер Гловиц отмерли и сухо обнялись. Я отметила, что доктор обнял бывшего учителя со всей душевной теплотой, хоть и сдержанно. Профессор ученика обнял, потому что так было необходимо, того требовала ситуация. "Вот доктор до мозга костей", - подумала я тогда о профессоре.
– Добро пожаловать, - повелительно и сухо сказал он и прошаркал в кухню.
По дороге он с силой, почти с ненавистью распахнул дверь и бросил через плечо:
– Здесь ванна, мойте руки, господа.
У ван Чеха горели глаза, он был в восторге от встречи с профессором, я его радости не разделяла.
– Брижит, шевелись, скорее мыть руки!
Доктор напоминал ребенка, который не может дождаться, когда же Дед Мороз начнет раздавать подарки и подгоняет этих занудливых взрослых, которые еще и стишок требуют, негодяи. Но я и впрямь не дергалась. Мне не хотелось ни пить с ними чай, ни говорить. Мне хотелось уйти. Дер Гловиц меня пугал.
Лянка вилась постоянно где-то рядом, подавала полотенце, в общем, создавала гостеприимную атмосферу, которой я под впечатлением от ее отца уже не могла разделить.
Мы сели за стол в небольшой кухоньке, обставленной с причудливым вкусом. Все было в розах и лотосах, розы при этом желто-красные, а лотосы сплошь голубые. Лянка уже ставила на стол огромную супницу, от которой через отверстие валил пар.
– Рассольник на бульоне из бараньей кости, - представил хозяин суп, словно последний был, как минимум, герцогом.
Лянка разлила суп по тарелкам. Ни баранину, ни рассольники я не люблю, но пришлось есть, в гостях все-таки. На удивление суп оказался дивно вкусным. Стесняясь, я попросила добавки.
– Еще втрое и десерт, - свысока, почти презрительно, сказал дер Гловиц, - если их тебе будет мало, возьмешь добавки.
Я сглотнула и стушевалась. Доктор обернулся ко мне и добродушно улыбнулся, подмигнул, а под столом пожал руку.
– Ты слишком ее ободряешь, - безапелляционно сказал дер Гловиц, - Пенелопа так же разбаловала тебя, - презрительно бросил он, - Как она, кстати?
– Это долгая история, - замялся доктор, - но если кратко - она умерла.
На каменном лице дер Гловица появилось яростное удивление.
– Умерла? От чего же?
– брезгливо спросил он.
– Она стала несколько… больна… душой, - доктор тщательно подбирал слова и то и дело прочищал горло. Профессора это бесило.
– Пенелопа свихнулась, что дальше?
– фыркнул дер Гловиц.
Ван Чех бросил на профессора мрачный взгляд исподлобья и бойкотировал вопрос, заняв рот едой.