– До завтра, – сказала она.

– Уже до сегодня, – напомнил банкир.

Осин спустился на лифте, вышел во двор, где переминались с ноги на ногу его телохранители, достал мобильник и набрал номер Рожнова.

– Убирай Рубика, он уже всех достал. Мочить не надо: пусть его менты возьмут, но только так, чтобы мы никаким боком.

Конечно, не надо было ходить в депозитарий! Что он хотел там обнаружить: деньги, драгоценности, ценные бумаги? А зачем? Чтобы стать богатым? Чтобы жить лучше других? Но Валерий Борисович и так не мог пожаловаться на жизнь. Может быть, ему и хотелось бы получить от судьбы какие-то подарки, но к деньгам они не имели никакого отношения. А то, о чем мечтал, теперь вряд ли возможно. Ведь нельзя вернуться в прошлое на тринадцать лет назад, в солнечный Геленджик, в здание переполненного аэропорта, чтобы прижать к себе Лену и не отпускать никуда.

Можно, конечно, пожелать еще возвращения на факультет, но это вполне выполнимо. Все зависит от Храпычева, а тот, хоть и дает обещания налево и направо, не собираясь их выполнять, в данном случае, вероятно, возьмет его обратно. Доклад для вице-премьера чрезвычайно важен для него. Не случайно Николай звонит постоянно и спрашивает, когда работа будет готова.

В очередной раз бывший друг позвонил и заверил, что вопрос о возвращении доцента Ладейникова в число сотрудников факультета практически решен.

– Валера, теперь все зависит от тебя, – напомнил Храпычев. – Как говорится, ты поможешь мне, а я соответственно тебе.

– Успокойся, – ответил Ладейников, – материалы для доклада я подготовлю, а все остальное спичрайтеры твоего вице-премьера доделают.

В трубке было слышно, как Храпычев облегченно вздохнул.

– Ты уж не подведи, – сказал декан и отключился.

Про гонорар и аванс Николай Михайлович, видимо, забыл упомянуть. А Ладейников не спросил. Он и не собирался. В конце концов, материалов собрано достаточно. Можно даже отдать диссертацию, которую готовил для Станислава Ивановича. С некоторыми изменениями, конечно, предполагая, что доклад на экономическом форуме должен отличаться от сугубо научного исследования. А раз так, то получать двойную оплату за однажды сделанную работу Ладейников посчитал не совсем этичным.

Он продолжал трудиться над диссертацией для Станислава Ивановича, а Храпычев продолжал названивать и интересоваться, как продвигается доклад вице-премьера. Интересовался ходом работы и Станислав Иванович, который пару раз подъезжал и брал распечатку. А когда все было уже почти готово, Ладейников отправил ему текст диссертации по электронной почте. И в тот же день решил отдать доклад Храпычеву.

Валерий Борисович назначил встречу в кафе, так как продолжал жить у Богомолова и к своему дому старался даже не подходить, пока следователь Пименов не разрешит, не скажет, что наконец-то можно возвращаться в родные пенаты. Но тот все молчал, а сам Валерий Борисович старался не беспокоить занятого человека.

Он сидел в привычной забегаловке и пил кофе, размышляя о событиях, которые так изменили его жизнь. Прежде он никогда не думал, что ему придется прятаться неизвестно от кого и неизвестно по какой причине. Возможно, следователь просто решил перестраховаться, до конца и сам не понимая сути произошедших событий. Для себя же Ладейников решил, что все закончилось тогда, когда он обнаружил послание от убитой женщины – листок с нарисованной фигой. Теперь он получит гонорар от Станислава Ивановича, отдаст материалы Храпычеву, вернется на факультет, домой и к своей прежней жизни.

Бывший друг вошел в кафе, огляделся и поморщился. Подошел к столику, покачал головой.

– Как надо себя не уважать, чтобы ходить сюда, – сказал он, стараясь глубоко не дышать. – Посмотри, что за люди вокруг. Если их вообще можно назвать людьми.

– Здесь варят неплохой кофе, – возразил Ладейников, – а в научные дискуссии я со здешними посетителями не вступаю.

Храпычев снова покачал головой и спросил:

– Принес?

Валерий Борисович протянул ему увесистую папку. Николай Михайлович открыл ее и начал листать. Но находиться долго в отравленной атмосфере он не мог. Поднялся и сказал:

– Дома ознакомлюсь.

– А когда я смогу вернуться на кафедру? – поинтересовался Ладейников.

– Сначала я просмотрю, что ты тут написал. Надеюсь, меня все устроит, и тогда после Нового года мы внесем изменения в учебный план, согласуем с ректоратом. Если все будет нормально, со второго семестра сможешь преподавать. Кстати, и деньги тогда же от меня получишь за доклад.

Храпычев быстро ушел. Валерий Борисович тоже решил не задерживаться.

Он шел к дому Богомолова, щурясь на выпавший снег и размышляя. Если его восстановят на факультете со второго семестра, то у него в запасе еще два-три месяца, чтобы закончить собственную диссертацию. Храпычев, конечно, подлец, но вряд ли теперь обманет, потому что в противном случае никогда больше не сможет попросить об услуге, зная, что обиженный Ладейников наверняка пошлет его подальше. Рано или поздно амбиции заставят его мечтать о членстве в академии, а для этого потребуется определенное количество научных работ, следовательно, он настойчиво будет набиваться в соавторы. Тесть Храпычева – член-корреспондент, и Николаю захочется быть не ниже его. А кто его посадит на свой горб? Только такой дурак, как Ладейников. Сознавать это было обидно, но даже самому себе Ладейников не мог возразить – если Храпычев будет набиваться в соавторы, то он вряд ли откажет. То есть откажет, конечно, но потом согласится, чтобы опять не быть униженным, оболганным и уволенным с факультета по очередной бредовой причине.

Валерий Борисович уже подошел к дому Богомолова, но перед тем как войти в подъезд, остановился у своей «девятки» и зачем-то заглянул внутрь. Конечно, это не «Мерседес», но машина бегает исправно, а для того чтобы спокойно добраться из пункта «А» в пункт «Б», другой и не надо. К тому же не по его средствам содержать дорогой автомобиль, иначе потом не ты будешь ездить на машине, а машина на тебе. Ладейников подумал об этом, поднял голову и посмотрел на окна квартиры Богомолова.

И тут у него в кармане зазвонил мобильник. Он поднес телефон к уху и услышал приятный женский голос: