В конце той же недели отец сбрил бороду. Теперь мне кажется, что именно в этот день он смирился с неизбежностью скорой смерти. Утром он целый час провозился в ванной, а потом вышел оттуда в кухню, чтобы продемонстрировать нам голое, покрытое царапинами от бритья лицо. Мы с мамой в это время ели овсянку: ее отказ готовить не продлился и одного дня. Отцу самой природой было предписано носить бороду, и он отрастил ее в двадцать лет. Есть мужчины, которые после бритья выглядят свежими, как бы заново родившимися, но отец не относился к их числу. Его лицо казалось сморщенным, маленьким, почти детским, а кроме того, создавалось впечатление, что он не выносит солнечного света. На это несчастное голое лицо было просто невозможно смотреть. Борода помогала ему скрыть печать смертного приговора: тот нездоровый цвет кожи, который бывает у онкологических больных.

Увидев отца, мама перестала жевать и прикрыла рот ладонью. Отец улыбнулся широкой хулиганской улыбкой. Этим он как бы предупреждал нас о том, что не намерен провести свои последние дни в тихом страдании.

— Вот как я на самом деле выгляжу, — объявил он.

— Куда ты дел волосы? — спросила мама.

— Выбросил, к черту, — ответил он, по-прежнему улыбаясь. Он потрогал нижнюю челюсть, как трогают рубец от раны, и спросил: — Ну, как я вам?

— Выглядишь совсем иначе, — сказал я. — Несомненно, в твоей внешности произошла значительная перемена.

— Говоришь прямо как я, — заметил он, присаживаясь к нам за стол.

Я никак не мог отвести взгляда от царапин на его подбородке.

— Дорогая, — сказал отец, — я хотел бы кое о чем поговорить.

— Не утруждайся, — ответила мама.

Отец взглянул на меня, и в его взгляде я прочел упрек в предательстве. Мама помолчала, а потом отчеканила:

— Директор Стэнфордского линейного ускорителя доктор Бенсон позвонил мне и подтвердил, что ты можешь туда приехать.

— Мне это снилось каждый день, — заговорил отец. — Я видел призрачную частицу так же ясно, как Полярную звезду. Надо посмотреть, какие греческие буквы еще не задействованы, и дать ей название. Мы пощекочем ей щеку потоком электронов. Целой рекой электронов, черт побери!

самый длинный сон, измеренный по быстрому движению зрачков, продолжался два часа 23 минуты

— Ты недостаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы туда ехать, — сказала мама. — Врачи предупреждают: в любой день может потребоваться госпитализация.

Я посмотрел на свою пустую тарелку. Очень хотелось уйти, но я заставил себя сидеть.

— Я думаю, ты преувеличиваешь, — ответил отец. — У меня есть еще несколько недель, если не месяцев.

— И ты мчишься в Калифорнию искать там нечто такое, что, может быть, и не существует, вместо того чтобы провести это время с женой и сыном.

— Я пригласил Натана и Уита ехать со мной.

— Понятно, — кивнула мама.

— Но ты тоже можешь поехать, я буду очень рад, — спохватился отец. — Просто я подумал, что ты предпочтешь остаться дома. Я не полечу на самолете, потому что вряд ли перенесу перепад давления. Мы поедем на машине.

— А если с тобой что-нибудь случится там, пока ты будешь заниматься поисками этой чертовой пылинки?

Отец помолчал, уставившись на рисунок на скатерти. Зная его привычки, я сначала решил, что он прослеживает какие-то геометрические закономерности на этом рисунке. Однако он вдруг заговорил с такой нежностью и спокойствием в голосе, какие бывают у людей, только что закончивших молиться:

— Синтия, я знаю: я был тебе плохим мужем. Я часто не обращал на тебя внимания. Но я всегда чувствовал рядом твое присутствие. Запах хлеба… Корзинки со странными фруктами… Ты постоянно заботилась о нас. Но пойми, сейчас мне надо туда поехать. Это дело жизни, без него она окажется пустой. Пожалуйста, разреши мне.

Секунд десять все молчали.

— Мама, я позабочусь о нем, — сказал я.

Она поглядела на нас, потом собрала тарелки и положила их в раковину. Пустила горячую воду и принялась их споласкивать. Пар выходил в открытое окно.

Не оборачиваясь, мама сказала:

— Если ты там умрешь, я тебе никогда не прощу!

В день нашего отъезда Уит, уже в дорожном костюме и в бейсболке, готовил «олдсмобиль» к дальней дороге: с военной дотошностью проверял давление в шинах и уровень охлаждающей жидкости в радиаторе. Заглянув в аптечку, он уложил ее в багажник. Туда же поместились: специальное космическое одеяло с подогревом, ракетница, запасная карта, компас, фонарик, спички и жилеты с отражающим покрытием. Все выглядело так, словно мы собирались в горный поход, а не в поездку в Калифорнию по федеральным автострадам. Уита явно коробило безбородое лицо отца, и он каждый раз отводил взгляд.

Мы обнялись с мамой на прощание, но я так и не понял, простила она меня или нет.

— Помни, ты должен следить за тем, чтобы он вовремя принимал лекарства, — сказала она, вручая мне листок с отпечатанной инструкцией. — Вот, здесь все написано.

— Мы позаботимся о нем, я же обещал.

— И не разрешай Уиту гнать как сумасшедшему. Он все еще воображает себя летчиком. Ну, езжайте, а я тут отдохну от вас.

Последнюю фразу она произнесла как-то излишне бодро.