С самого детства поражала Калинина такая несообразность: природа - не налюбуешься, земля щедрая, а жизнь у крестьян трудная, с вечной тревогой о завтрашнем дне. Почему барские угодья пустуют, а крестьянам негде скот пасти? Почему у помещика дом, как дворец, а мужику крышу починить нечем? У старого солдата, жившего бобылем на краю деревни, изба топилась по-черному. Ребятишки, ходившие к нему за рубль в зиму зубрить азбуку, то дрожали от холода, то чихали и кашляли, когда солдат разжигал печь и изба наполнялась дымом.

Михаил Иванович усмехнулся, вспомнив солдата. Упрямый это был человек, терпеливый и добросовестный. Честно отрабатывал полученные рубли. Сам едва грамоте разумел, а ребятишек учил строго. Без устали заставлял их твердить: «Аз, буки, веди...» И твердить как можно громче, чтобы слышали в деревне родители, чтобы сознавали: не зря платят старику, не зря по очереди кормят его.

Плохо ли, хорошо ли, а к весне научил солдат ребятишек читать по слогам. На этом для большинства Мишиных сверстников образование закончилось. Калинину же помог случай. А может, и не случай: на ловца, как говорят, и зверь бежит. Очень он мечтал грамоту одолеть, очень завидовал тем, кто свободно книжки читает.

Примерно в версте от деревни - барская усадьба Тетьково. Просторный дом с шестью белыми колоннами, пристройки для дворни. Вокруг большой сад, клумбы с цветами. Сюда каждое лето приезжал из столицы толстый генерал с женой и детьми. Фамилия у него грозная и непонятная: Мордухай-Болтовский. В деревне о нем говорили с почтением: важный господин, строгий, однако справедливый, зря никого не обидит. А генеральскую жену Марию Ивановну крестьяне уважали за простоту и добрый нрав. У нее было шестеро детей, по себе знала, каково быть матерью. Прослышит, бывало, что в деревне ребенок болен, обязательно придет, посоветует, как лечить, принесет лекарство.

Местные ребятишки с барчуками почти не встречались. Господским детям все бы гулять да играть, а деревенские пареньки с малых лет при деле. То корову в стадо отогнать надо, то коня отвести в ночное, то с меньшой сестренкой заняться. В лес ходили не попусту, а за ягодами, за грибами.

Однажды собирал Миша землянику на прогретом солнцем косогоре и вдруг увидел господских детей. Нянька-гувернантка вела их, как гусыня свой выводок: одного за другим, мал мала меньше. День теплый, а они все в ботинках, на всех одинаковые костюмчики, все постриженные, чистенькие. Миша хотел убежать, но барчуки окружили его, стали расспрашивать, много ли ягод, какие съедобные, а какими можно отравиться. Миша начал рассказывать, да так разговорился, что и про стеснение забыл. Повел мальчиков на опушку, где земляника всюду краснела в траве. Когда наелись, решили играть в прятки. Нянька-гувернантка была довольна - помощник нашелся.

Вернувшись в имение, гувернантка рассказала барыне: вот, мол, мальчик скромный, дурного слова не скажет, вокруг каждую тропку знает... Может, так, а может, просто по доброте своей обласкала Мария Ивановна босоногого худенького паренька, который внимательно и удивленно разглядывал убранство барского дома. Посадила обедать, задавала вопросы о семье, о деревенских знакомых. Миша сразу легко почувствовал себя с ней.

Да и барчуки были простые, ничем не хвастались, не задирались. Наоборот, искренне радовались, когда Миша приходил к ним. А Мария Ивановна доверяла ему, словно взрослому. С ним отпускала детей и в лес, и на луг, и на реку. Знала, что Миша не заблудится, не бросит малышей в опасности.

Привыкли в генеральской семье к Мише Калинину. И ему очень интересно там было. Только не мог он приходить часто - работал дома и в поле, помогал взрослым.

Мать посоветовала: попросись мальчиком для услуг. Он так и сделал. Барыня не отказала.

Целые дни Миша проводил с барчуками. Они много читали. И Миша тоже старался, с трудом складывая буквы в слова. Учат стихотворение - и Миша с ними. Запоминал быстрее генеральских детишек. А те радовались за него. Видели, с какой жадностью тянется он к знаниям. И надо же так смекнуть: уговорили отца, чтобы определил он Мишу на дальнейшую учебу. Для генерала это было нетрудно: он состоял попечителем земского училища в волостном селе Яковлевском, что в двенадцати верстах от Верхней Троицы.

Дмитрий Петрович Мордухай-Болтовский побеседовал с Мишей, посоветовал ему заниматься прилежно, чтобы вступить на широкую жизненную дорогу. С тем и уехал в столицу, забрав семью. А Миша с отцом отправился в Яковлевское. День был по-осеннему прохладный, но солнце светило ярко и празднично. Простирались вокруг знакомые, тронутые позолотой, поля, ярко пестрела листва в перелесках, летала в прозрачном воздухе тонкая паутина. И жутковато было из этого родного привычного мира войти в чужое село, переступить порог высокого казенного дома под железной крышей...

Сколько ему стукнуло тогда? Одиннадцать. Но такими сильными были впечатления тех дней, что навсегда врезались в память. Старые березы возле школьного крыльца. Черная классная доска с трещиной в правом нижнем углу. Длинная парта - усаживались сразу шесть человек.

Миша сел с Любой Головиной. Он был тощий, кожа да кости, а Любаша - что твой колобок, и румянец во всю щеку. Она смотрела-смотрела на пего да и ахнула: «Ой, глаза-то какие! Как небушко ясное!» И подвинулась, давая ему места побольше. Он обрадовался этому и спрятал ноги под парту: стеснялся. У всех ребят были либо сапоги, либо башмаки, лишь у него - самодельные веревочные чуни.