Круг замыкался.

Мысль о том, что все предопределено, все неизменно, сковывала Михаила, заводила в тупик. А ведь он прочитал уже много книг, авторы которых отрицали существование высшей божественной силы и признавали только одно божество - человеческий разум. Эти авторы логично, убедительно доказывали свою правоту. Михаил понимал: они верно пишут. И все-таки в глубине души сомневался - страшно было отринуть всесильного заступника и покровителя, остаться один на один с природой, с людьми, с жизнью и смертью.

В бога верили отец с матерью. И любимая учительница. И Мордухай-Болтовские. Бог как-то объединял, сближал их всех, независимо от возраста и положения. И трудно, очень трудно было Михаилу свернуть с общей стези в простор нехоженый, неизведанный.

Ко всему прочему, ученые авторы, отрицавшие бога, были либо иностранцами, либо аристократами, далекими от деревенской жизни. Их доводы, даже самые разумные, в чем-то казались Михаилу чужеродными. У этих сочинителей, рассуждал он, свое счастье, свои надежды.

Всей душой поверил Михаил только писателю Шелгунову. Книга его попала в руки случайно. И с первых страниц - не мог оторваться. Книга рассказывала как раз о том, что Михаил давно стремился осмыслить.

Шелгунов превосходно знал нужды русского мужика, с гневом и болью писал, что жизнь большинства крестьян страшная, что хлеба им хватает лишь до нового года, что они вынуждены идти в наемные работники. Михаилу казалось: Шелгунов у них в Верхней Троице побывал. В словах его - настоящая правда. И насчет кулаков он не ошибся, кулачество для крестьян действительно безжалостный пресс, мертвая петля, из которой мужик не выберется.

Три тома сочинений Шелгунова осилил Михаил за несколько дней, ища ответы на мучившие его вопросы. И нашел. Повествуя о том, как тормозила церковь развитие цивилизации, каким гонениям подверглись великие открытия Галилея, Коперника, Джордано Бруно, писатель делал решительный вывод: окружающий нас мир можно не только познать, но и изменить; не бог, а сами люди - хозяева и созидатели своей жизни.

Когда последняя страница была прочитана, Михаил уже не верил в существование высшей силы. Не верил, и все тут! Свершилось то, что исподволь назревало в нем - Шелгунов дал последний толчок.

Теперь Михаил готов был вступить в борьбу. Оп уразумел, против кого и против чего надо сражаться. Но этого оказалось недостаточно. Он еще не знал, как бороться с противником, вместе с кем идти на врага. Где та сила, которая способна сокрушить сложившийся веками и выглядевший незыблемым самодержавный строй? Где те люди, которые способны воевать с царизмом? Ни в Верхней Троице, ни в городе таких людей Михаил не встречал.

Но и на этот вопрос ответил ему все тот же славный русский публицист. Ответил в день своих похорон. Когда это было? Да, в девяносто первом году. Митя пришел однажды задумчивый, грустный и сказал, что Шелгунова не стало. Мите очень хотелось проводить писателя в последний путь, но гимназистам было запрещено участвовать в траурной процессии.

Наутро Михаил отпросился в город: к сапожнику, дескать, нужно. Шагал торопливо, боясь опоздать. Свернул на проспект и увидел похоронное шествие: черный катафалк, а за ним толпа людей, такая огромная, что конец ее терялся где-то вдали.

Несколько человек несли венок, на ленте которого было написано: «Н. В. Шелгунову, указателю пути к свободе и братству, от петербургских рабочих». И в процессии, как заметил Михаил, были почти одни мастеровые.

В переулках, в подворотнях, в подъездах - повсюду виднелись полицейские, жандармы, множество шпиков и сыщиков. Но колонна, следовавшая за катафалком, была столь монолитной и грозной, что никто не посмел преградить ей путь. Было ясно: эти тысячи рабочих сметут любой заслон. Глядя на них с тротуара, Михаил остро завидовал тем, кто шел в общем строю.

Спустя некоторое время Калинин узнал, что это была первая открытая демонстрация петербургского пролетариата. Рабочие столицы показали всем свою сплоченность, свою силу. И Михаил понял: вот те люди, которые способны вести борьбу, способны добиться победы. Его место - среди них.

...Дмитрий Петрович Мордухай-Болтовский внимательно выслушал Михаила, произнес с огорчением: «Что же, значит, наступила твоя пора. Помни: всегда посодействую, чем могу».

Мария Ивановна поцеловала и перекрестила его. Гимназисты Митя и Саша проводили до дома, где Калинин снял себе угол.

За неделю Михаил побывал на четырех заводах и везде получил отказ. Не так-то просто устроиться работать, не имея специальности. С утра возле проходных выстраивались длинные очереди просителей. В основном это были крестьяне, покинувшие свои деревни.

Деньги у Михаила скоро кончились. Возвращаться к Мордухай-Болтовским было неловко: только начал самостоятельную жизнь - и сразу на попятную. Но ведь есть-пить надо?..

Пошел по объявлению в дом баронессы Брудберг. Та взяла его на неопределенную должность «прислуги за все». С утра помогал кухарке. В обед и вечером, когда приезжали гости, Михаил накрывал стол, откупоривал бутылки, бегал с подносами.