обеспечивает неразрывную эмоциональную связь, любовь и заботу, и это становится

основанием для понимания женщинами сексуальной близости, а не ее отрицания. В резуль-

тате отделение и индивидуализация женщин проходят труднее, а мужчин тяготят

привязанность и близость. Эти обстоятельства позволяют женщине «лучше удовлетворять

потребности в зависимости и привязанности, чем мужчине»32. (Более подробно об этом см.

главу 4.)

332

Хотя такие объяснения кажутся верными, они мало что проясняют в многообразии тендерного

развития и стилях дружбы в других культурах. В некоторых обществах, например, мальчики

должны пройти суровый ритуал отделения от своих матерей; при этом именно им, а не

женщинам, приписывается ббльшая глубина внутренней эмоциональной жизни и способность

к тесной дружбе и ее выражению. Например, антрополог Роберт Брэйн документально

зафиксировал, что в нескольких обществах Африки, Южной Америки и Океании у мужчин

формируются самые тесные дружеские связи с ритуальными клятвами «быть друзьями на всю

жизнь», кровными братьями и даже символическими «супругами»33.

Психоаналитики кое-что, конечно, объясняют, но их объяснения нужно рассматривать в более

широком контексте исторических трансформаций, частью которых они сами являются. Идея о

том, что мальчиков и девочек нужно по-разному воспитывать, сама является продуктом

социального, экономического и культурного преобразования европейских и американского

обществ на рубеже XIX—XX вв. Это преобразование включало несколько компонентов,

трансформировавших смысл дружбы, любви и сексуальности. И Рубин, и Чодороу это

признают. «Общество и индивид живут в непрерывных взаимоотношениях, — пишет Рубин.

— Попытки изменить личность, не прилагая усилий, чтобы изменить институты, в которых

мы живем и взрослеем, возымеют лишь ограниченный эффект»34.

Стремительная индустриализация разъединила дом и работу. Сейчас мужчины ушли работать

на заводы и в сфисы, в места, где выражения слабости или открытости могут дать

потенциальному конкуренту экономическое преимущество. Мужчины «научились» быть

практичными, строя свои отношения с другими мужчинами; в дружбе они стали «искать не

близость, а компанию, не искренность, а взаимность обязательств». Мужская романтичная

дружба, воспетая в мифах и легендах, для Америки была историческим артефактом35.

Это разделение сфер оставило женщинам домашнюю сферу. Женщины становились все более

открытыми в выражении чувств, а мужчины, наоборот, уходили от экспрессии. Разделение

сфер значило больше, чем простое пространственное деление на дом и работу; духовный и

социальный миры разделились на две взаимодополняющих половины. Мужчины

демонстрировали качества и чувства, необходимые на работе, — соревновательность,

индивидуальные достижения, практическую хватку,

333

а женщины культивировали в себе более мягкие домашние добродетели любви, заботы и

сострадания.

Отождествление в культуре женственности с эмоциональной близостью привело к

увеличению тендерных различий в дружбе, любви и сексуальности. Эти различия стали

результатом широкомасштабных социально-экономических изменений, а не их причиной;

именно исключение женщин из сферы общественного труда стало важнейшей причиной

разного отношения к миру. Снова мы видим, что тендерное неравенство сначало произвело

различия, которые потом стали легитимировать неравенство. Идеологически достижение

самостоятельности как высшей цели индивидуального развития, наряду с появившимся

идеалом брака-дружбы — брака, основанного на свободном выборе двух людей,

эмоционально посвятивших себя исключительно друг другу, — закрепило растущий тен-

дерный разрыв в уровнях эмоциональной выразительности. Когда стали заключать браки по

любви, смешали сексуальную страсть с искренней дружбой — впервые в истории. (Вспомним,

что греки строго разделяли супружество, секс и любовь.)

Наконец, рождение современного гомосексуала оказало огромное влияние на формирование