Между тем во двор дома, погруженного в воскресную негу, влетел вихрь, который заставил дворника Данилу уронить метлу, в спешке подскочить с насиженной тумбы и оправить фартук, от чего номерная бляха съехала набок. Гость дорогой был встречен низким поклоном, вопросом, что так долго не наведывались, и пожеланием здравия во веки веков, аминь. А другой, пухлый, что терся рядом, не был удостоен и движения бровей.

Михаил Иванович отчего-то засмущался и сразу спросил, дома ли Макар Николаевич. Данила полез за пазуху, извлек засаленный блокнотик размером с ладонь, перелистнул смятые листки и с чрезвычайно важным видом доложил: господин Гайдов не изволил появляться аж… с позавчерашнего вечера. Вчера носа не показывал, как и сегодня, — ни одной отметки. Что Данилу нисколечко не удивило. Зато удивило Ванзарова. Каждому дворнику полагается присматривать за жильцами и докладывать в участок. Но чтоб вести филерское наблюдение за мальчишкой — явный перебор.

Не оценив усердие дворника звонким рублем, Гайдов кинулся к одной из четырех лестниц, выходивших во двор. Дом числился по классу доходных, но совсем дешевых, квартирки теснились на этажах плотно, выходов требовалось много. Теперь уже Родион перешел в догоняющие. Михаил Иванович перескакивал через две ступеньки, что при его росте было нетрудно, а вот кое-кому пришлось поднажать.

Галопом они взлетели на пятый этаж, под самую крышу. Узенькая лестничная клетка, где вдвоем тесно, освещалась мутным окном. Гайдов дернул дверную ручку с таким рвением, что створка вздрогнула. Но не поддалась. Беспокойство овладело сдержанным господином настолько, что он принялся лупить кулаком и кричать, чтобы Макар открыл немедленно. Иначе последует…

— Может быть, позвать плотника? — предложил Родион. — Полиция уже прибыла. А дворник, насколько я заметил, и так ожидает под лестничным пролетом.

Уверенный тон произвел эффект. Гайдов немного остыл, хотя дышал отрывисто.

— Ломать незачем, — сказал он и потянулся к верхней перекладине дверного косяка. Из заветного места появился дверной ключ. — Полиция не возражает, если я проникну в чужое помещение?

Полиция не возражала.

Ключ никак не желал попадать в замочную скважину, танцуя по железной накладке с мерзким скрипом. Рука плохо слушалась Михаила Ивановича, на лбу выступила испарина, он ругался сквозь зубы и даже швырнул тросточку, но толку не было. Наблюдать за мучениями со стороны было невежливо. Родион предложил свою помощь. Гайдов молча протянул ключ, пальцы его были как ледышки.

Усмирить самовольный предмет труда не составило. Ключ шел туго, но уверенно. Замок уступил два оборота и сдался. Створка отошла, из нее вылетел застоялый воздух. Чуткий нос разобрал тяжелый душок.

— Вам лучше подождать на лестнице, — сказал Родион, придерживая дверь. — Я зайду первым, осмотрюсь и позову.

— Что там? — сдавленным горлом выдавил Гайдов.

— Пока не знаю. Мне полагается исполнить служебный порядок. Иначе зачем было звать…

Михаил Иванович отступил, вернее, его отшатнуло к соседней двери:

— Только если… Вы уж… Не того… Как-то…

Пояснений не требовалось. Стараясь не раскрывать дверь широко, Родион протиснулся внутрь. Его окатила волна сладковатого смрада вперемешку с дымом отгоревших свечей и острой примесью скипидара. Окно в комнатушке с низким потолком, упиравшимся в скошенную крышу, было наглухо закрыто, сгустив запахи до чрезвычайной степени. Родион закашлялся и постарался не дышать. Самое главное — не упустить мелких деталей, какие могут указать, что здесь произошло.

Не отходя от порога, Родион осмотрел приют художника. Дневного света вполне хватало. Тесная квартирка не могла обходиться дороже пяти рублей в месяц. Да и то дороговато за такое жилье. Жить в ней могла только неприхотливая личность, терпевшая пытку бытом. Вернее — его полным отсутствием. Железная кровать, накрытая солдатским одеялом, приткнулась к дальней стене под окном. Справа от нее помещалось нечто вроде шкафа, а скорее — большой ящик, который приспособили для хранения скромной одежонки. Под ним валялся ком черной материи. Напротив разместился плотный ряд подрамников с натянутыми холстами. Посередине комнаты возвышался мольберт художника, упиравшийся чуть не в потолок. Сразу перед ним — квадратный столик, какой в приличных домах используют под выставку фотографий в рамках, а здесь заставили остатками еды и помятым самоваром. На полу валялись отходы творчества: смятые оловянные тюбики Рэнда, лоскутки в краске, пустые баночки, облезлые кисточки, погнутые гвоздики, опилки, столярные инструменты и прочий невообразимый хлам.

Хозяин скромного жилища был дома. Человек в халате, упавший грудью на стол, скорее всего, был Макаром Николаевичем. Вот только запах, с которым юный чиновник был знаком, не оставлял надежды: младший Гайдов мертв. И давно. Не менее суток. Теплое помещение ускорило неизбежный процесс разложения.

Родион на мгновение выпустил дверную ручку, створка тут же распахнулась…

— Михаил Иванович, я же просил…

Гайдов замер, остекленевшими глазами уставившись на лежащего, и застонал тоненьким, высоким голоском, как птичка, из которой выжимают воздух.

— Прошу вас выйти, мне еще потребуется ваша помощь. А сейчас надо отправить дворника в участок, срочно… Прошу вас, Михаил Иванович. Требуется сделать первичный осмотр места происшествия… Идите уже…

При этих словах большой человек жалобно охнул, покорно развернулся и вышел вон. Оставалось буквально четверть часа до появления чиновника из участка. Это время следовало потратить с толком. Неизвестно, как коллега посмотрит на сыскную полицию, которую не вызывали. Хорошо, если скинет дело, а то может попросить удалиться. Для начала пришлось сделать шаг в сторону. Этого требовала не хитрость, а солидная лужа, расползшаяся из-под стола. Кто-то ее не заметил и оставил скользкий отпечаток мужского ботинка: нога узкая, маленькая. Размера на три меньше ванзаровский лапы.