– Дурацкая какая-то разборка между бомжатником от искусства и какой-то левой группировкой. Не поймешь пока ничего – выясняем, – объяснил делавший вызов милиционер. – Старушка-нищенка случайно подвернулась, сердце не выдержало. А обстоятельства – так и вовсе комедия какая-то…

– Эта, что ли, старушка Дантеса пристрелила? – неловко усмехнувшись, поинтересовался проинструктированный дежурным милиционером врач.

Внимательно наблюдавший за ситуацией баталист Переверзев успел перехватить Володю, который с утробным ревом бросился на врача.

– Вы, господин доктор, полегче, – внушительно сказал Ромашевский. – Так сказать, перед лицом смерти…

– Да я ничего… – окончательно смешался молодой врач. – Мы ее забираем…

– Погодите, нельзя же так! – раненой птицей вскрикнул в руках Переверзева краснодеревщик Володя.

Врач и даже мрачные санитары замерли в ожидании. Постепенно все взгляды обратились к Аполлону, как неформальному лидеру сквота. Аполлон явно никогда не бывал в подобных ситуациях, но, как и все, понимал, что надо что-то сказать или сделать.

– Сегодня мы прощаемся с бабой Дусей, – глуховато, явно кому-то подражая, начал Аполлон. Ромашевский сделал торжественное и скорбное лицо. Баталист Переверзев облегченно вздохнул и отпустил краснодеревщика Володю. Мишель Озеров, то и дело вытирая рукавом глаза, наводил из угла объектив фотоаппарата, стараясь поймать в кадр лицо Аполлона, санитаров и Детей Радуги одновременно. – Мы мало знаем о ее долгой жизни, но каждый из нас уверен в том, что она прожила ее по законам добра и человеческого достоинства самой высокой пробы…

– Да, да! – вскрикнула супруга хиппи и спрятала заплаканное лицо на груди у мужа. Все насельники разом заговорили что-то хвалебное, слившееся в неразборчивое бормотание. Один из санитаров зевнул, деликатно прикрыв рот широкой ладонью.

– Я художник, я не мастер говорить речи! – взвился над общим гомоном протестующий голос Аполлона. – Но я скажу, что баба Дуся жила и умерла как настоящая пионерка, с оружием в руках, защищая то, что ей дорого. Потому что это неважно, сколько человеку лет, важно то, насколько молодая у него душа… Прощай, баба Дуся… И я считаю, что мы должны скинуться, у кого сколько есть, чтобы ее, нашу бабу Дусю, похоронили как следует. Со всем там, как положено. С отпеванием и прочим…

– Зачем же пионерке отпевание? – не выдержал врач, а один из санитаров, тот, который постарше, неодобрительно покосился на него и веско промолвил:

– Душа, она мирских законов не разбирает. Ей крылья для полета нужны… Старушка-то, видать, с крылами была, раз ее такая компания в путь провожает…

Насельники торопливо рылись в карманах, выбегали куда-то в другие помещения. Коробка, подставленая практичным Ромашевским, быстро наполнялась.

Всхлипывающие Дети Радуги, у которых никогда не было никаких денег, потихоньку ото всех просунули за обшлаг бабы дусиной кофты какой-то свой древнеудэгейский амулет.

– Ну где же, где же, где?! – доносился откуда-то плачущий голос Мишеля. – Вот! Нашел!

Поверх смятых разноцветных бумажек легла аккуратная пачечка, перетянутая резинкой. – Где-то еще было… – вновь озаботился фотохудожник.

– Уймись, Мишель, – тяжело сказал Аполлон, аккуратно складывая и пересчитывая деньги. – Хватит. Теперь надо решить, как… – взгляд Аполлона обратился к пожилому санитару. – Сударь! Вы состоите при этом печальном деле и наверняка знаете все формальности. Здесь много денег. Мы хотим…

С самого начала аполлоновой речи санитар отрицательно мотал лобастой головой. Молодой врач порывисто выступил вперед.

– Давайте, я сделаю. Я знаю, кому надо заплатить, чтобы все было, как надо. В церкви. Я уже делал. Любой человек… должен уйти, как положено. Я понимаю. Вы… это здорово… Хотите, я вам свою визитку оставлю… паспорт покажу. Вы потом…

– Нет, мы вам верим, – твердо сказал переглянувшийся с Ромашевским Аполлон, вручая молодому врачу увесистую пачку денег. – Большое спасибо. Наша баба Дуся заслужила нормальные похороны.

– Так вы хоть телефон оставьте! – взмолился врач. – Я сообщу, когда… хотя, какой телефон… – он снова оглядел собравшихся и затряс головой, словно отгоняя наваждение.

– Вот, – Аполлон быстро написал на клочке бумажки несколько цифр. – Это мой домашний телефон. Вы скажете мне, а я предупрежу остальных.

– Дай мне, – жадно сказал краснодеревщик. – Дай мне твой телефон. Я бабу Дусю проводить должен. В последний путь. А потом и сам тронусь…

– Ну, так мы?… – нерешительно спросил врач.